Кремль. У

Зинаиду в первый день ее заместительства больше всего удивил архитектор А. Е. Колпинский. Он заявил, восторженно поднимая глаза, что самое важное в теперешней работе — это уметь клянчить. Зинаида рассмеялась, но, просматривая и подписывая бумаги, звоня по телефону, разговаривая со строителями, она поняла, что архитектор во многом прав. Сам архитектор держал себя так, точно ему от восторга перед происходящим не удержать головы на плечах. Архитектор и смешил, и удивлял, и злил ее, она не могла понять, где у него притворство соединяется с истинным чувством. Поздно окончив работу, пообедав в столовой при горсовете, она поняла, что возвращаться ей в дом «пяти-петров» трудно, но и причинять горечь Колывану Семеновичу, которого она очень любила и прощала ему все — и страсть к колокольному звону и стыдливую его веру в бога и в то, что он, строя дома, думает, что совершает полезное дело не только для себя, но и для поселка и что постройкой домов люди могут спастись от разврата, самым отвратительным явлением которого он считал появление в Мануфактурах сорокарублевой Клавдии. Сорок рублей!.. а законы гонятся за тобой, хватают тебя за ноги, вырывают те места, которые чуть-чуть покрылись жиром, а ты способен бросить ей сорок рублей! Сорок рублей! Колесников, узнав, что Зинаида выбрана заместителем, потребовал от нее службы и доходов всем «четверым думающим».

Зинаида нашла Колесникова в клубе. Ей трудно было отказывать ему, она привыкла да и не любила лишних раздумий и сожалений. Но уйти надо: и сейчас Колесников хвастал, что по первому снегу возобновит кулачные бои и что стенку они поведут от самого клуба по Ужге. Злость на Вавилова копилась в ней. Унылый, сутулый, рыхлый и рыжий, он возбуждал в ней чувство отвращения и в то же время любопытства. Он все-таки хотел что-то сделать, он писал какие-то бумажки. В комнате должны были собраться люди, интересующиеся спортом, но пришли только «четверо думающих», но и то трое из них ушли, оставив Зинаиду с мужем. М. Колесников ходил из угла в угол, упрекал Зинаиду ее общественной работой, и как только он к ней попробует с лаской, так она сейчас же на собрание. Что ж, она на собрании, видно, с мужиками спит? Он схватил ее за плечи и поволок к окну. Под окном у дамбы слышался плеск, разговор. М. Колесников стал ее тискать. «Милитон!» — раздался от дамбы голос Вавилова. М. Колесников пыхтел, трясся. Зинаида выскользнула у него из рук и сказала:

— Я, собственно, Милитон, пришла тебе сказать: с жизненкой нашей совместной плохо, отбросить нам нужно друг друга. Скулить нечего, сам многое натворил, и меня перетягивать тебе не стоит.

— Милитон, — повторил голос.

— Пять-петров конфузятся моей жизнью, они тебя науськали, Зинка?..

— И от пяти-петров я ухожу, Милитон.

XII

П. Лясных подплыл к дамбе. Он стукнул веслом по кирпичам и уныло сказал: «Ты, Вавилов, чудной, хочешь, я тебе двадцать пять тысяч сберегу?» Вавилов давно ждал разговора с П. Лясных, он торопливо спросил, как же П. Лясных хочет сберечь ему двадцать пять тысяч. П. Лясных, постукивая веслом, продолжал:

— Комиссий у нас много, а надеяться на них не стоит, осматривали они клуб в жару, в сухость, и назначили двадцать пять тысяч, что ли, на ремонт, а я, Вавилка, воду знаю, ты на сто тысяч щебню вкатишь в подвалы а зимой все равно сырость будет, роднички в подвалах, милый мой, роднички…

— По-твоему, клуб невозможно отремонтировать?

— По-моему, надо нам эти двадцать пять тысяч или украсть или пропить. Ты вот, осень уже движется, хоть сегодня загляни в подвальчики и архитектора позови, ткни его носом и смету ему покажи. Да ты вот, кстати, и Зинаиде Колесниковой покажи подвальчики, поскольку она сейчас в клубе и поскольку с мужем натурничает.

Вавилов крикнул: «Милитон!» Он повторил крик несколько раз. В окне показалась лысая голова Колесникова. «В чем дело, граждане?» — спросил он озлобленно. Вавилов попросил его передать сторожу, чтобы тот приготовил фонарь и ключи от подвала. «Греби обратно», — сказал он П. Лясных. П. Лясных вдруг отказался. М. Колесников захохотал наверху. Вавилов понял, что они хотят его унизить перед Зинаидой, оба они знали, что Вавилов почти не умеет грести. М. Колесников прокричал: «Здесь веревка есть, веревку тебе кину, может, по веревке полезешь?!»

— Кидай! — сказал Вавилов.

М. Колесников отошел от окна. Вавилов надеялся, что Зинаида отговорит мужа. М. Колесников показался с пуком веревки, шипящие кольца пронеслись и упали в воду. П. Лясных подал ему веревку на конце весла.

— Удержишь? — спросил он лениво Колесникова.

Вавилов попробовал веревку. Дамба круто упиралась в реку, высота ее была не меньше четырех сажень, бока ее блестели, — должно быть, родники действительно иссосали ее. Вавилов натянул веревку. М. Колесников ответил ему самодовольным рычанием, — Вавилов оттолкнул лодку. П. Лясных удивленно сказал:

— И в самом деле полез.