Кремль 2222. Шереметьево

Везде, куда не кинь взгляд, шевелилась трава, трещал и ломался асфальт, качались и падали деревья, которых более не держала ожившая земля. Из нор в ужасе лезла наружу всякая живность – стальные сколопендры, черви толщиной в руку, жуки величиной с ладонь, похожие на миниатюрные танки с ножками… Но сейчас эти мутанты сами были жертвами взбунтовавшейся земли, и, не зная куда бежать, лишь метались из стороны в сторону…

А колышущаяся земля тем временем выталкивала наружу обломки древних костей, которые тут же начинали обрастать грязью, комьями глины, ошметками мертвечины, что валялись тут и там после прошлой атаки. И вот уже стоит, покачиваясь и тупо вертя подобием головы жалкая пародия на человека. И лезут, вырастая на глазах, из беспалых рук ее желтые костяные мечи…

– Реконструкция по скелету, – произнес я слова одного ученого, услышанные как-то на другом конце земли по радио. – Слепки. Этим вашим скведам достаточно кусочка кости, чтобы по нему воспроизвести из подручных средств все остальное, а потом подкорректировать в соответствии со своими нуждами.

Подошедший Степан с «калашниковым» на плече, посмотрел на меня удивленно, покачал головой.

– Мудрено ты говоришь, гость, непонятные слова произносишь. Но, что бы ты не говорил, время слов прошло. Настало время умирать. Скоро скведы наберут полную силу, земля поднимется не только за стенами, но и внутри Кремля. И тогда нам ничего не останется, как драться с землей перед тем, как лечь в нее. Странно, правда?

Действительно, странно. И страшно. Кошмарные муляжи вырастали прямо из земли один за другим. Вернее, они и были ею. Почва, в которой некогда разложились закопанные в ней тела, странным образом хранила информацию об этих трупах. А пучки щупалец сумели вытащить эту информацию и сделать из нее кошмарное оружие.

Между тем слепки уплотнялись, все больше становясь похожими на людей, как похожи на нас мертвые манекены, повторяющие человеческую анатомию. Только, в отличие от них, земляные слепки были живыми – во всяком случае, казались таковыми, ведь и кукла, которую дергают за ниточки, тоже кажется живой.

Их становилось все больше и больше, уже и свободного места нет возле крепости, все занято этими тварями, карикатурно похожими на людей…

Степан с ужасом смотрел на происходящее, губы его при этом шевелились. Я услышал шепот:

– И создал господь бог человека из праха земного, и вдунул в лице его дыхание жизни, и стал человек душою живою[3]…

– Не богохульствуй, – сплюнул Никифор, отводя назад затворную раму пулемета. – Сравнил божье творение с этой мерзостью.

Слепки между тем начали движение. Они неторопливо шли вперед, цепляясь метровыми когтями друг за дружку, и перестук костяных клинков, торчащих из конечностей этих тварей, заполнил всё вокруг… Уже можно было различить детали. Они и вправду были похожи на ожившие манекены: вместо лиц слепые маски без намека на эмоции. Правда, при этом сохранились некоторые черты тех, с кого скведы лепили свои куклы. Понятно было, кто мужчина, кто женщина, а кто – подросток, едва вошедший в силу. Детей и животных я не заметил. Видимо, скведы реконструировали лишь тех, кто представлял для них интерес в качестве бойца.

– Говорю вам тайну: не все мы умрем, но все изменимся вдруг, во мгновение ока, при последней трубе; ибо вострубит, и мертвые воскреснут нетленными, а мы изменимся, – продолжал бормотать Степан, тем не менее, снимая с плеча «калашников». – Ибо тленному сему надлежит облечься в нетление, и смертному сему облечься в бессмертие[4].

– Ну, понятно, заклинило, – бросил Никифор. – Ладно, ближе к делу оклемается. Пора.

И вскинул пулемет, который, по моему разумению, вряд ли чем мог помочь против земляной армии, которая с минуты на минуту должна была ринуться на штурм. Пока что слепки напоминали сонных мух, одурманенных дымом костра. Но что-то мне подсказывало – вялость эта временная. Сияние вокруг сборища скведов становилось все нестерпимее, и чем сильнее полыхало их силовое поле, тем быстрее двигалась армия слепков.

Но тут случилось неожиданное.

– Погоди, – сказал я, кладя руку на плечо Степана. – Побереги патроны, они еще пригодятся. Мне.

– Что?

Кузнец, прервав молитву, удивленно посмотрел на меня.

И невольно прищурился.

Из-под отворота моего камуфляжа бил свет, словно под ним горел очень яркий фонарик. Артефакт, который дал мне Перехожий, вновь сиял, причем гораздо сильнее, чем до этого в руках князя. Я так и не спросил у братьев, как к правителю Новгорода попала пластинка с отверстием под загадочный артефакт, но сейчас это было и не важно. Гораздо важнее было то, что я знал теперь.

Это знание пришло ниоткуда, как порой ни пойми с чего появляется уверенность в том или ином, беспричинная, но твердая, как камень, пока что не разбившийся о еще более твердую преграду. Я понимал, шанс разбиться и в прямом, и в переносном смысле гораздо выше и реальнее, чем эта моя уверенность. Но, с другой стороны, это был шанс. Пусть мизерный, но уж лучше его отработать, чем стоять на стенах в ожидании, пока тебя покрошат когтями страшные порождения скведов.