Самые горячие головы предлагали одним ударом парализовать начатую 14 ноября „патриотическую” обработку команд кораблей на рейде: ничего не стоило — считали они — захватить самого Г. П. Чухнина, который даже у офицеров не пользовался сочувствием и поддержкой. Можно было обойти с вооруженным отрядом и привлечь на свою сторону или нейтрализовать уже нацеленные на „Очаков” береговые батареи. Можно было высадить ночью десант на „Ростислав”, где половина команды явно сочувствовала восставшим, тайно от флота захватить этот флагманский корабль, а утром сигналом вызвать, якобы на совещание к адмиралу, командиров, чтобы обезглавить силы контрреволюции и взять под свой контроль все стоящие на рейде корабли. С таким же успехом можно было той же ночью захватить корабли поодиночке.
Возможно, какой-либо из этих смелых планов и был бы осуществлен, будь у восставших хотя бы еще одни лишние сутки. В отличие от налаженного, продолжавшего действовать административноиерархического аппарата сил царизма (эскадра, батареи и сухопутные войска), восставшим катастрофически не хватало элементарной организованности, практически не было опытных организаторов.
Немногочисленная, обескровленная предыдущими арестами организация социал-демократов была физически не в состоянии охватить своим влиянием то огромное, так быстро вспыхнувшее стихийное движение, каким, неожиданно даже для революционеров, оказалось ноябрьское восстание в Севастополе.
Как вспоминал позднее один из главных руководителей восстания в дивизии И. П. Вороницын, помощь только что приехавших и не знакомых с обстановкой товарищей из Симферополя была незначительна, „всю работу приходилось вести двум-трем человекам”. Работа Совета и преданных своему делу депутатов только еще налаживалась. Ведь даже на отработку и формулировку принятых 12 ноября матросских требований понадобилось три дня — их смогли опубликовать только 14-го! В этот же день, отвергая чухнинские обвинения в антигосударственном мятеже, восставшие в дивизии устроили парад в честь дня рождения императрицы. Приходилось считаться с верноподданическими чувствами незрелой части матросов и солдат, зачастую не одобрявших даже арестов самых реакционно настроенных офицеров. Так, в первые дни восстания солдаты добились освобождения попавшего в руки матросов коменданта крепости генерал-лейтенанта Неплюева — того самого, который устроил расстрел людей у тюрьмы 18 октября!
Вот почему восставшие, занятые решением насущных внутренних проблем, не были готовы к решительному наступлению. Весь день 14 ноября они, по словам И. П. Вороницына, были заняты „приготовлениями к обороне и к ночным захватам судов”. Речь шла, очевидно, о находившихся, по существу, в расположении восставшей дивизии, но практически выпавших из поля зрения восставших, кораблях, стоявших у причалов адмиралтейства и военного порта на восточном берегу Южной бухты. Их здесь — на консервации, в резерве, на ремонте или в достройке — стояло немало. Но масса, по словам И. П. Вороницына, „с трудом втягивалась в наступательные действия, появился разлад”, „медлительность наступления губила все дело”.
Безвозвратность бесцельно уходящего времени в полной мере не сознавал, по-видимому, и П. П. Шмидт. Явно недооценил он организаторские способности и опыт Г. П. Чухнина в деле „массового изъятия смутьянов” и „промывания мозгов” командам, столь убедительно продемонстрированные им при нейтрализации всего флота вслед за восстанием „Потемкина” и проявленные на рейде в эти критические ноябрьские дни.
История не сохранила обстоятельной хроники событий тех дней, а главное — мотивов, определявших поведение руководителей восстания. Многие следственные материалы оказались утраченными. Рассказы участников событий нередко расходятся даже в самых важных деталях. Многие исследователи считают (да так оно, по-видимому, и было), что матросы оказались революционнее самого П. П. Шмидта, и членам комитета в дивизии приходилось убеждать его в необходимости всемерно ускорить захват эскадры.
И. П. Вороницын спустя год после событий писал, что на последнем объединенном совещании руководящей тройки восстания в дивизии с руководителями восстания на „Очакове”, происходившем вечером 14 ноября на борту крейсера, П. П. Шмидт обещал, что ночью он арестует офицеров на кораблях эскадры и к утру захватит ее полностью. Матросы же дивизии, со своей стороны, обещали прислать к „Очакову” три захваченных ими миноносца. Наутро „Очаков” должен был поднять сигнал „Флотом командует Шмидт” и одновременно красные флаги должны были взвиться на всех кораблях эскадры.