Кража на улице Окской

Алексей Петров Кража на улице Окской

1. Логунов

Интересно, на что надеется вор, когда идёт на преступление? На безнаказанность свою? На удачливость, везение? Или не думает об этом вовсе? Как страус — головой в песок, а там будь что будет? Авось не поймают… Вот именно — «авось». А что, не всех же, в самом деле, ловят. Далеко не всех. Иногда кажется даже, что милиция ни на что не способна.

Откровенно говоря, такая мысль (о беспомощности наших правозащитных органов) посетила и нас с Мариной, когда в тот тихий летний день вошли мы с ней в её квартиру. Вернее, квартира была не её — Марина снимала двухкомнатную в Кузьминках. На пару с подружкой. Правда, Таньки дома не оказалось. Я её вообще никогда не видел, подружку Марины. Ну да ладно, бог с ней. Скажу только, что одного только этого факта (я имею в виду то, что Марина жила не в общежитии, а на квартире) вполне достаточно, чтобы понять, что она была у нас девочка непростая. Не каждому студенту такое по карману — снимать «флэт» в двух шагах от метро. Я, например, шесть лет по общежитиям мыкался. Тогда это почти ничего не стоило: рублей двадцать в год. Зато какая польза! Общага — школа жизни. Тут хочешь не хочешь, а поневоле научишься и гладить, и стирать, и замки в двери врезать.

Кстати, поэтому–то меня с Мариной и откомандировали. Нужно было выбрать в магазине подходящий замок, а потом поставить его вместо старого. Маринка сама это вряд ли сумела бы. Девица она была неплохая, безвредная, но очень уж избалованная, изнеженная. Оно и понятно: папа у неё был большим начальником где–то на юге страны, на тёплом черноморском побережье, и, кажется, мог абсолютно всё. Например, снять для дочки дорогую квартиру в Москве.

В тот день у нас был последний госэкзамен — по научному коммунизму. Сегодня, по прошествии десятка лет, диву даёшься: что за предмет такой, прости господи? Что–то среднее между политэкономией, историей КПСС и атеизмом. Экзамен сдавали в главном корпусе института, в центральной аудитории. Ну, разумеется: столь почтенному предмету — зелёную улицу. Больше пафоса, больше жизни, товарищи!.. Главное, на экзамен не допускали тех, кто был с сумкой или портфелем. Боялись, что притащим шпаргалку. Вот уж идиотизм! Как можно написать «шпору» по научному коммунизму? В предбаннике, в гулком вестибюле, возле мраморного бюста Ленина очень быстро образовалась небольшая горка из сумочек, портфелей и кейсов. Марина бросила туда своего «крокодильчика» и пошла сдавать экзамен.

Позже я заметил, что ребята из нашей группы о чём–то шепчутся. Я — к Вовке Аслаеву (он всегда всё знал).

— У Ахметовой «крокодильчика» скоммуниздили, — пояснил Вовка. — А там были деньги, ключи, презер…

— Не продолжай, — перебил я его. (Аслаев в своём репертуаре.) — Лучше скажи: в чём, собственно, проблема?

— Ты забыл? Сегодня бражничаем. Ведь отмучились, Кирюха! Несмотря ни на что! Последний экзамен сдали. Хотели собраться у Марины…

— Ну, это я помню. Дальше что?

— Обещал прийти Елохин. А ключи–то от квартиры — тю–тю…

Доцент Елохин был нашим любимым преподавателем. Толковый был мужик, грамотный, заводной. Не склонный по–стариковски идиотничать и заниматься дидактическим буквоедством. Нам с ним было интересно. Ему с нами, видимо, тоже. Он уже однажды приходил к нам на гулянку — не помню, по какому поводу. Тогда собрались в общежитии. Вовка Аслаев, уроженец Ташкента, сделал для нас настоящий плов. Готовились мы несколько дней: по всей Москве искали рис («длинный, вьетнамский»), свежую баранину, айву, гранат, оливковое масло, какой–то особенный горох (якобы греческий), — Вовка иначе куховарить не соглашался, не хотел ударить лицом в грязь перед Елохиным. Доцент притащил с собой несколько бутылок настоящего «Киндзмараули». Посидели славно. Елохин был весел и травил рискованные анекдоты, при этом ничуть не стесняясь запрещённых в педагогической среде выражений типа «чумовая герла», «трахнул стюардессу» и тому подобных. Да и мы от него не отставали: оглушительно ржали, кривлялись, бренчали на гитаре, лихо выплясывали что–то модное… только вот что? Уже не помню. Давно это было…

— Ты Маринку проводи, — сказал Володька. — Ты у нас — единственный мужик в группе. Надо Мариночке вставить… того… замок.

— А сам–то?

— Кир, я не умею…

— Да я не про то. Ты что же — уже не мужик, что ли?

Он только хихикнул в ответ.