Краткое руководство по левитации

После ужина отец с маэстро ушли в сельсовет звонить в Москву. Их долго не было, а когда вернулись и стали устраиваться на ночлег, гостям постелили врозь, в разных комнатах. И это почему-то Варю обрадовало. Она помогла матери убрать со стола, помыла посуду и легла в детской. Долго лежала глядя в темноту, но уснуть так и не смогла. Щеки ее горели, ей пришла в голову странная мысль, и она целый час собиралась с духом, чтобы осторожно вылезти из-под одеяла, пройти на цыпочках мимо родительской спальни и тихонько приоткрыть дверь в темную комнату, где спал он. Маг проснулся от ее прикосновения, но вместо того, чтобы сделать все так, как нарисовало ее воображение, принялся шепотом объяснять что такое любовь и близость, а потом, посоветовав не игнорировать тех, кому она по-настоящему дорога, выставил за дверь. И можно было бы отчаяться – так горько она потом плакала в своей постели – если бы сегодня он не устраивал представления ради нее. Это было важнее всего на свете. С этим радостным ожиданием можно было забыть об умывальнике, зубной щетке и работе, улыбаясь, обнимая подушку и закрывая глаза.

5

Идея организовать представление здесь, на площади была настолько спонтанной, что ни вчерашний разговор факира с Москвой, ни его раннее исчезновение не предвещали такого поворота событий. Орлашин представлял себе что-то вроде собрания или лекции в актовом зале, но никак не появления полосатого циркового шатра, занявшего добрую половину площади перед сельсоветом. По дороге на работу председатель с хорошим запасом обогнул шапито, и теперь стоял в своем кабинете у окна, мирный вид из которого заслонял ультрамариновый кусок ПВХ. Стоял, пока в дверь не постучали и не вошли, не дожидаясь его председательского разрешения. Это была Светлана.

– Представление начнем в семь, – сказала она не здороваясь.

– А-а… – Орлашин подумал: нехорошо, Зинаида Антоновна будет против, но вслух сказал, – А можно как-то попозже. У нас того… вечерня… церковь. Вечерня в шесть.

– Ну хорошо, – согласилась Светлана, – Тогда в восемь. Вас устроит?

– В восемь хорошо. Нас это… устроит нас в восемь. А вы тоже… это… там будете выступать?

– Вы все увидите сами, Павел Петрович.

И это “Павел Петрович” было сказано так, что Орлашин тут же представил себе Светлану в легком цирковом купальнике и, кажется, впервые заметил в лепном орнаменте над дверью пышнозадого амура, целящего в него своей крошечной гипсовой стрелой. Павел Петрович посмотрел на часы. И тут дверь распахнулась, в кабинет ввалился запыхавшийся Серега. Ноздри его раздувались, он, видимо, собирался выдать нечто, украшенное трехэтажным восторженным матом, но увидел Светлану, осекся, споткнулся, налетел на дубовый канцелярский шкаф и растерялся окончательно. Орлашин рассмеялся:

– Ты че ж это, Серега, народ пужаешь?

Серега выпрямился:

– Дык! – и показал пальцем в окно.

– Ну и че? Цирка не видал?

– Так за одну ночь!

– Ну так было бы хотение. Наука! Да? – Орлашин повернулся к Светлане.

– Раздувной шатер. Американская технология, – снисходительно улыбнулась Светлана, – Разворачивается за три часа.

– Ну вот, – кивнул председатель Сереге, – А ты не тычь носа в чужое просо. Заходи, че встал?

– Пойду я, – Светлана изящно повернулась и вышла.

– Вот, сударики-сандалики мои, че творится, Серый, – поменялся в лице и голосе Орлашин, – А ты говоришь… Народ надо собрать к восьми.

– А давайте в колокол вдарим. Будет прикольно, – Серега опустился на стул, приставленный к председательскому столу.

– Тебе все одно… Пацан ты пацаном! Прикольно, бога душу мать, ему! Слов-то каких нахватался. А церковь того… что народ скажет? – Орлашин уставился в окно и на минуту задумался.

– Так, малой… Давай, значит, по домам пойдешь, – сказал он, – Сначала к Таньке. Она болтунья такая, что первее тебя всем разнесет. Понял?

– Радио-Таня-то? Она-то – да… Сделаю, – поднялся со стула Серега.

– Ну тогда того… действуй. Щас к Емельянову сходи в мастерские. Пусть они колесо поставят фокуснику к обеду, потом к Варламычу. Пусть едет на птицефабрику того… без меня. Егоркину пусть возьмет. И к Егоркиным зайди, а-то Варламыч забудет, я его знаю. А потом вот… и по домам… народ звать. Начало в восемь. Понял? Чтоб без опозданий все. Понял? Чеши.

– Пал Петрович, а Варя в цирк пойдет?

– Собиралась. Ну, иди давай.

6

Туман начал рассеиваться только к обеду. В рваной прорехе редеющего облачного слоя показалось солнце и ненадолго вернуло Барановичам сочные деревенские краски. Местные заприметили купол, и осмелев к полудню, периодически наведывались с вопросом “А че это?” к заезжим рабочим, лениво покуривавшим на складных кемпинговых стульях у раскрытых настежь дверей фургонов.

К пяти стемнело. Цирковые включили прожекторы. Подсвеченный мощными софитами, шапито стал казаться еще загадочней и величественней.

В половине восьмого из динамика грянули фанфары. Два одинаково одетых униформиста вышли из цирка чтобы поднять и закрепить брезентовые пологи. Собравшиеся на площади после церковной службы селяне потянулись ко входу.