Красный рынок. Как устроена торговля всем, из чего состоит человек

В своей книге «Тоска по этому миру» Вайнер рассказывает об Обри де Грее – футуристе и имморталисте[39], уверенном в том, что благодаря регенеративной медицине продолжительность жизни совершит очередной скачок, так что мы будем жить вечно. Де Грей считает смерть лишь медицинской проблемой, которую надо разрешить. Когда медицина дойдет до такого состояния, что все болезни будут излечимы, смерть перестанет быть проблемой для всех, кто застрахован. Де Грей и его ученики – изгои в научном сообществе, но вера в то, что медицина исцелит все наши болезни, очень характерна для людей. После почти сотни лет совершаемых ею чудес трудно представить себе, что люди во врачебных халатах не смогут придумать какого-то еще более эффективного лечения наших заболеваний. Если раньше мы молились Богу о долголетии и здоровье, сейчас мы молим ученых о том, чтобы они разработали лекарства от того, что нас убивает.

Жить в эпоху чудесных исцелений сложно, потому что мы думаем, что они будут продолжаться. Иногда после каких-то мелких достижений кажется, что следующий большой скачок уже совсем близок. Искусственные разновидности сложных органов известны уже более полувека. Первая искусственная почка, ныне именующаяся более скромно – аппарат для диализа, – была изобретена в 1946 году. Первая пересадка искусственного сердца человеку состоялась в 1969 году.

Биологические подходы тоже набирают обороты. С помощью биореакторов и устойчивых клеточных линий в лаборатории можно теперь выращивать человеческую кожу для пересадки. Жертвам ожогов сейчас могут пересадить их собственную кожу (кстати, у мужчин больше всего доступной для пересадки кожи берется с мошонки). Эти скромные достижения, однако, оставляют открытым вопрос: что если медицинская наука дошла до своего предела? В двадцатом веке антибиотики, казалось бы, полностью решили проблему инфекций, но за последние тридцать лет появились устойчивые штаммы бактерий, при лечении которых старые добрые антибиотики оказываются неэффективными. Стафилококковые инфекции, вызванные неуязвимыми для антибиотиков бактериями, снова стали главными убийцами в больницах. Генная терапия уперлась в тупик, когда во время клинических исследований умер пациент. Лечение стволовыми клетками, за редким исключением, все еще не разрешается властями. Во многих отраслях кажется, что мы вернулись к тому, с чего начинали.

Если говорить не об антибиотиках, то разработка новых лекарств фармацевтической промышленностью в прошлом веке шла довольно плохо. Большинство препаратов при плацебо-контролируемом тестировании оказались лишь немногим лучше средств, которые мы уже имели в начале ХХ века. Нет таблетки от рака. Чтобы ВИЧ не перешел в острую форму, требуется принимать множество подавляющих препаратов. Некоторые лекарства – например, противовоспалительное средство виокс – повышали, как оказалось, риск возникновения сердечных приступов, и их пришлось отозвать с рынка. Приносящие значительные выгоды антидепрессанты, такие как прозак, называются в качестве одной из причин самоубийств пациентов и во многих случаях облегчают депрессию не лучше, чем сахарные пилюли. Каждый год власти требуют отзыва сотен препаратов и устройств, ранее одобренных. И несмотря на все это, непонятно, действительно ли медицина движется вперед: возможно, она идет вбок.

Но тут нужно сделать одну важную оговорку. Хотя волшебные исцеления при помощи стволовых клеток и разработка новых лекарств не выдерживают темпа технического развития роботехники или интернета, революционные изменения в хирургических методах и медицинской визуализации случаются каждые несколько лет. В двадцатом веке наука разрезания, сшивания и перенаправления различных систем организма совершила своего рода квантовый скачок.

В XIX веке необходимость хирургического вмешательства была смертным приговором. Если вы не умирали от потери крови прямо на операционном столе, чаще всего вас добивала возникшая после вмешательства инфекция. В то время самыми частыми операциями были ампутации конечностей, а успех определялся не столько искусством хирурга или его знанием анатомии, сколько быстротой, с которой врач мог оттяпать человеческую плоть и прижечь рану. Самый знаменитый хирург того времени, Роберт Листон, мог ампутировать конечность за две с половиной минуты. Сегодняшние операционные – это мозговые центры высокотехнологичных инноваций, притом инноваций успешных. Былым убийцам – аневризмам сосудов мозга, пулевым ранениям, сложным переломам, инфарктам и опухолям – теперь нередко можно противостоять, если скорая приедет вовремя. Пересадка почки сейчас длится лишь несколько часов. Замена тазобедренного сустава стала обычным делом, а хирургия минимального вмешательства почти не оставляет следов. Мы живем в золотой век операционных.