Ныне здание стало одним из двух центров проживания суррогатных матерей Аканкши. Они не узницы – но они не могут попросту встать и уйти. Эти женщины – все они замужние и по меньшей мере один раз рожавшие – обменяли свободу и физический комфорт на возможность работать в процветающей в Индии индустрии медицинского и репродуктивного туризма. Всю беременность они проведут под замком. Охранник в официальной униформе, вооруженный бамбуковой дубинкой, отслеживает все передвижения у передних ворот центра. Визиты членов семьи ограничены; впрочем, в большинстве случаев те слишком бедны, чтобы их наносить.
Выход на улицу, даже прогулки вокруг здания, полностью запрещены. Чтобы миновать охрану, женщины должны иметь при себе направление на осмотр в клинике или специальное разрешение от руководства. В обмен на все это они получают вполне значительную по их скромным жизненным стандартам сумму, которую, однако, зарубежные клиенты клиники справедливо считают бросовой. Большинство клиентов действительно приезжают из-за пределов Индии, и три городских пансиона постоянно заполнены американскими, французскими, британскими, японскими и израильскими репродуктивными туристами.
В сопровождении переводчика я перехожу дорогу к бунгало, где с помощью дружелюбной улыбки и уверенной быстрой походки миную привратника. В палате я нахожу примерно двадцать женщин на различных стадиях беременности, одетых в ночные рубашки и беседующих на смеси гуджарати, хинди и английского. Вентилятор на потолке лениво разгоняет затхлый воздух, а телевизор в углу – единственный видимый источник развлечений – передает мыльные оперы на гуджарати. Железные кровати лабиринтом выстроены по всей палате размером с учебный класс, они вылезают даже в коридор и расставлены в дополнительных палатах наверху. Учитывая, сколько людей здесь живет, даже странно, как мало здесь вещей: у каждой суррогатной матери их столько, что они, вероятно, уместились бы в школьном ранце. В неплохо обустроенной кухне дальше по коридору кухарка (она же сестра-хозяйка) готовит обед: овощи карри и лепешки.
Женщины рады появлению посетителя. Одна из них говорит мне, что белые люди здесь редкость. Клиника не приветствует личные отношения между клиентами и суррогатными матерями, хотя, согласно другим источникам, они упрощают дело при передаче ребенка.
Через переводчика я объясняю женщинам, что хочу узнать, как им здесь живется. Дикша – яркая, полная энтузиазма женщина на раннем сроке, – избирает сама себя спикером и объясняет, что раньше работала в больнице медсестрой. Она уехала из родного Непала, чтобы найти работу в Ананде, оставив дома двух детей школьного возраста. Она указывает, что как суррогатная мать может получить столько же, как если бы работала у себя дома полный рабочий день. Эти деньги она собирается потратить на образование детей. «Мы скучаем по семьям, но понимаем, что мы здесь, чтобы дать семью какой-нибудь мечтающей о ней женщине», – говорит Дикша. Ей и ее товаркам, по ее словам, платят по 50 долларов в месяц, по 500 долларов в конце каждого триместра, а окончательно рассчитываются после родов. Таким образом, в случае успеха суррогатная мать из Аканкши может рассчитывать на 5–6 тысяч долларов – немного больше, если родятся двойняшки или тройняшки. (В двух других индийских клиниках суррогатного материнства, работающих с иностранными парами, мне говорили, что платят по 6–7 тысяч долларов). Если случается выкидыш, женщине оставляют заработанное на тот момент. Но если она решает сделать аборт – а контракт это позволяет, – то она должна возместить клинике и клиенту все расходы. Ни в одной из клиник, с которыми я разговаривал, не припомнили, чтобы какая-нибудь суррогатная мать пошла этим путем.
Дикша – единственная суррогатная мать хоть с каким-то образованием. Большинство женщин приезжают из сельских регионов; для некоторых из них учительница английского, которую Патель посылает в палату несколько раз в неделю, – их первое столкновение с каким-либо обучением. Но они собрались здесь не для обучения английскому языку. Большинство из них узнали о клинике из объявлений в местной газете, обещавших деньги наличными за беременность.
Клиники, оправдываясь за то, что держат взаперти своих суррогатных матерей (а так поступает не только Аканкша), приводят в качестве аргумента облегчение медицинского присмотра и обеспечение женщинам лучших условий по сравнению с теми, которые они могли бы получить дома. Кристен Джордан, двадцатишестилетняя домохозяйка из Калифорнии, выбрала клинику в Дели, которая набирает только суррогатных матерей с образованием и не держит их взаперти, после того как узнала, что другие клиники нанимают «просто очень, очень бедных людей, которые делают все это ради денег». В свою очередь, матери из Аканкши рассказывают, что их округлившиеся животы почти наверняка сделали бы их дома предметом сплетен. Но все равно те, кто провел здесь больше времени, чем Дикша, не кажутся особенно довольными положением дел.