– Есть... – соврал Матвей, чтобы сохранить возникшее хрупкое взаимопонимание между ним и этим вконец расстроенным работягой. – Вредная до ужаса! Прицепится к чему-нибудь и пилит, как пила.
– Вот и моя тоже... вреднющая, змеюка! А я ее все равно люблю...
– Надо искать выход из положения. Ты мужик или нет? Придумай, как выкрутиться!
В зале стоял шум, звон посуды, хриплые прокуренные голоса спорили, смеялись, бранились. На лице Топоркова застыло выражение безысходности.
– Выходит, жиличка в твоем доме пожар устроила? Так надо ее найти, к ответу призвать, – посоветовал Матвей. – Пусть она убытки твои возместит.
Бригадир пьяно мотнул головой:
– Я из-за нее к ментам на крючок угодил... в доме-то не просто пожар был... там человек погиб, сгорел... Понимаешь, друг, какое дело? Подсудное! Хорошо, что я эту ночь с мужиками провел, в вагончике... Если бы не они, сидеть мне за решеткой, как пить дать!
– Тем более, надо жиличку твою искать. Только она знает, кто был в доме... как там все случилось. Ты ее фамилию знаешь? Где живет?
– Знаю... да что толку-то? Вдруг это она там и...
Топорков в отчаянии махнул рукой. Его огрубевшие пальцы с короткими ногтями были твердыми, натруженными, с застарелыми мозолями.
– Да-а... с того света должок не востребуешь, – посочувствовал Матвей. – А что, личность погибшего не установили?
– Кажись, нет пока... Тело-то обгорело сильно... поди, пойми... Забрали на экспертизу. Мне уже звонили из милиции, вопросы задавали. С подковырочкой! Эх, что за жизнь собачья... Я, можно сказать, сам пострадавший, а меня обвинить пытаются! Будто бы я свой дом нарочно спалил! Слушай... ты же видел мою избушку... картинка! Разве у меня рука бы поднялась?
– Вряд ли...
– Только-только все налаживаться стало. – заказы пошли, деньжата завелись, Римка успокоилась... так на тебе! Пожар! – На глазах у Топоркова навернулись слезы. – Долго я с жизнью боролся, пока не выбился из сил. Разве можно побороть жизнь? Скажи! Вот ты, наверное, умный... институт закончил... по лицу видно... ответь, как правильно – по течению плыть или барахтаться?
Матвей с серьезным видом пожал плечами.
– Я тоже не знаю... – вздохнул бригадир. – Смириться надо, а я не могу. Только глотнул воздуху, а меня опять
– Я не философ...
– Жаль!
Новая порция пива не подействовала на Топоркова. Он, напротив, как будто даже немного протрезвел.
– На жизнь жаловаться бесполезно, – сказал Матвей, продолжая гнуть свою линию. – Ты лучше жиличку свою ищи, которой дом сдавал. Может, она жива и здорова?
– Домой к ней идти, что ли? Не-а... не пойду! Пусть ее менты ищут... им за это деньги платят...
– Чудак человек! В твоих интересах отыскать ее, пока она не сбежала. Узнает барышня, какая беда приключилась, и скроется. Неприятности-то ей ни к чему!
– Думаешь, не она там... того... умерла, в общем?
– Чем черт не шутит? Вдруг она ключи кому-нибудь дала... на пару деньков? Подружке, например... для свидания с любовником?
– Слу-у-ушай... а ты голова! – просиял Топорков. – Точно! Может, это вовсе не Алевтина была...
– Так ее Алевтиной зовут?
– Ну да. Мы с ней этим летом в метро познакомились. Случайно. У нее карманник сумочку разрезал, а я заметил. Хвать вора за руку... он кошелек выбросил
– У тебя с ней... роман?
– Не было у нас ничего, – заявил Топорков. – Я ей про дом в Ласкине рассказал, в гости приглашал. Она, правда, в тот раз отказалась. Но сказала, что обожает деревянные дома и как-нибудь обязательно приедет.
– Почему у вас зашла речь о доме?
– А о чем еще говорить-то? Она больше молчала. Не про Римку же мне было ей рассказывать?
– Логично... Значит, вы с тех пор не встречались?
– Я ей звонил, – признался бригадир. – Захотелось ее увидеть почему-то... Ох, и глазищи у нее!
– И как она? Обрадовалась твоему звонку?
– Не особо... Так, отвечала из вежливости... но с холодком. Равнодушно, в общем. Я ее на прогулку пригласил...
– Опять в Ласкино?
– Нет... в городской парк. Пройтись, на качелях покататься.
– Она отказалась?
– Угу, – понуро кивнул Топорков. – Алевтина меня сразу раскусила, какого я поля ягода. Она не то что моя Римка... я имею в виду, она не из простых... крученая, верченая! Хитрая, словом, себе на уме. Глазищи черные, как уголья... сверкнет ими, аж мороз по коже! И волос у нее вороний, блестящий. Странная баба... вроде не красавица, а в сердце запала.
Он потягивал пиво, но уже не пьянел. Разговор об Алевтине быстро привел его в чувство.
– Ты, часом, не влюбился?