Красный лев друидов

– Не спешите встретиться с вашей Sworthy...

Филолог залился краской, словно застигнутый врасплох этой догадкой.

На следующий день он отправился за город, желая посетить бывшее имение Брюсов в Глинках... и не вернулся. Варгушев ждал неделю, потом вскрыл его комнату, зачем-то забрал тетрадь с переведенными письмами, перекрестился и тихо затворил дверь. О спрятанном в кладовке сундучке он просто не знал. Впрочем, если бы и знал, то зачем ему какие-то старые бумаги?..

Ночью он проснулся от топота ног на лестнице и криков жильцов. Резкий запах дыма ударил ему в лицо. Квартира Ольшевского по неизвестной причине загорелась. Приехали пожарные. Огонь совместными усилиями удалось потушить, но вся мебель и личные вещи пропавшего хозяина сгорели...

«Может, я забыл там свечу? – корил себя доктор. – Кажется, я загасил ее... или нет?» Так и не вспомнив наверняка, он постарался поскорее выбросить из головы неприятное происшествие. Забот и тревог и без того хватало. Госпитали были переполнены, доктор спал урывками, прямо на больничной койке, не раздеваясь. Обстановка в Москве накалялась. Искать Ольшевского было некому, а вскоре грянул Октябрьский переворот...

Наше время

Матвей нашел Топоркова в пивной. Тот был пьян, но встретиться согласился. Вероятно, он едва соображал, что к чему. Топорков сидел за столиком у окна, выходящего на улицу, и заливал алкоголем свое горе и страх.

Матвей поморщился, учуяв резкий запах горячих сосисок и прогорклого жира, на котором здесь жарили чебуреки. Заведение с тривиальным названием «Огонек» представляло собой нечто среднее между пивнушкой и чебуречной. Завсегдатаи громко разговаривали, смеялись, одну за другой опустошая толстостенные пивные кружки. Бармен не успевал отпускать посетителям изрядно разбавленный пенистый напиток. Под ногами похрустывала рыбья чешуя, на столиках громоздились очистки от воблы и копченого леща.

К этому часу пивная была полна, и Матвею пришлось дать официантке сотню, чтобы она очистила стол от пустых кружек и тарелок с объедками. Женщина выглядела усталой и измученной, ее волосы растрепались, кожа лоснилась от пота.

– Идемте со мной, – сказала она двум собутыльникам Топоркова. – Людям поговорить надо. Я вам у стойки налью, за его счет...

Она показала на Матвея, и тот протянул ей еще купюру со словами:

– Я угощаю!

Мужики, радостно переглядываясь, поднялись и двинулись за официанткой, пытаясь заигрывать с ней. Та привычно отшучивалась.

– Ты, что ли... дом собрался строить? – прищурился Топорков. – Приспичило, да? До завтра подождать не мог? Видишь, я отдыхаю? Имею я право отдохнуть?

Он едва ворочал языком, и Матвей усомнился, стоило ли ему приходить сюда. Однако пьяный расскажет гораздо больше, чем трезвый. Если, конечно, не свалится фейсом в салат. К счастью, салата на столике не было.

– Ну, че тебе надо? – продолжал грубить Топорков. – Может, ты никакой не з-заказчик? Может, ты мент подосланный?

Надо отдать ему должное, несмотря на хмель, он мыслил правильно.

– Я не мент, – покачал головой Карелин. – Мне твой дом понравился. Который в Ласкине! Я туда на рыбалку ездил. Хочу такой же.

– Ты все-таки мент...

– Говорю же, дом хочу построить. Быстро и качественно.

– До з-зимы... нереально...

– Я хорошо заплачу! Не люблю ждать. Зимой на подледный лов буду ездить, зайца бить. Я ведь заядлый охотник!

Поверил ему бригадир или нет, но ментом называть перестал.

– Н-нереально... – повторил он.

– А свой дом ты за какой срок построил?

– Не трави душу! Нет у меня больше дома... сгорел! Полжизни деньги копил, чтобы избушку себе сварганить – да не простую, а рубленую из бревен, по-старинному, с резным крылечком. Сожгли, с-сволочи... вот и доверяй после этого людям!

– Как – сожгли?! – притворно ужаснулся Матвей.

– Я его сдал сдуру... бабе одной... Очень уж она меня просила – место ей приглянулось. Лес, речка недалеко, грибы, ягоды. Деньги хорошие предложила, я и повелся... Лоханулся, как пацан. Красивая баба – хуже любой напасти! Околпачила она меня, друг... подвела под монастырь...

Он сердито грыз хвостик вяленой щуки, запивая его остатками пива. На вид Топоркову можно было дать лет сорок, не больше. Среднего роста, крепкий, жилистый, с загорелым и обветренным от работы на открытом воздухе лицом, одетый в клетчатую рубашку и джинсы, он органично вписывался в затрапезную обстановку пивной. Его потертая кожаная куртка висела на спинке стула, ничем не отличаясь от курток других посетителей «Огонька».

– Супружница моя, Римка... теперь совсем на меня взъестся, – вздохнул Топорков. – Она машину мечтала купить, а я на дом копил. Кредит брать не решался. Живем-то мы в квартире, что от ее бабки осталась, – двухкомнатная хрущевка, убогая, тесная, не повернешься. Локтями стены задеваем! А в избушке я душой отдыхал... веришь? Нет теперь у меня избушки... хоть пей, хоть не пей...

Он с тоской взглянул на дно кружки.

– Взять еще пива?

Матвей жестом подозвал официантку, и та принесла два высоких стакана, облитые пеной.

– Что я Римке скажу? – вырвалось у Топоркова. – У тебя есть жена, друг?