Партизаны приготовились к бою. Все неотрывно следили за приближающейся вражеской колонной.
Находясь в цепи, комиссар Гордеев невольно посматривал на рядом лежащих партизан — один, то был Петр Корнилов, совсем молодой боец, глотал снег с ладони, другой — Полетайкин, мужик уже в годах, бывший тракторист, по-хозяйски протирал рукавицей свою винтовку. Скачков деловито вставлял обойму в патронник карабина.
— Без команды не стрелять! — вполголоса произнес Гордеев.
— Слушаюсь, товарищ комиссар, — отозвался Полетайкин.
— Ты что приуныл, Корнилов? — спросил Гордеев, взглянув на Петра. — Держись. Может, у нас сегодня как праздник. Соображаешь?
— Понял, товарищ комиссар!
— А чего же тогда снег глотаешь? Волнуешься, что ль?
— Нет. Щец захотелось что-то, — нашелся Петр и выжидающе посмотрел на комиссара.
— Будем живы — не помрем. И щец похлебаешь, — улыбнулся Гордеев.
— Вот спасибо! — и Петр довольный, что комиссар понял и принял его находчивость, поудобнее улегся в своей ячейке, оттянул затвор автомата, потверже уперся локтями в снег — тоже приготовился к бою.
Машины достигли поворота, поравнялись с кустами.
Затаив дыхание, партизаны ждали взрыва, но его не произошло. Проехала первая машина, за ней вторая.
Партизаны с тревогой ожидали, что и третья не заденет мину, но вдруг под грузовиком сверкнул огонь, раздался оглушительный взрыв, машину подкинуло, и она клюнула радиатором в землю.
— Огонь! — громко скомандовал Андрюхин.
Петр Корнилов ударил очередью по кабине последней машины.
Немец за рулем прибавил газ, хотел свернуть в сторону, но, прошитый пулями, повалился на бок, и машина, потеряв управление, с треском врезалась в задний борт подорвавшегося грузовика.
Почти в упор били партизаны по кузовам машин, из которых выскакивали ошалелые фашисты и кидались на другую сторону дороги. Они метались, искали спасения, а меткий огонь партизан разил их беспощадно.
Укрывшийся за машиной фельдфебель истошно орал команды:
— Цурюк! Хинлеген! Фейер!
Но за шумом боя и непрерывным треском выстрелов никто не слышал его.
Огонь придавил немцев к земле. Они залегли в кювете и стали отстреливаться. Фашисты били наугад, неприцельно, а партизаны, находящиеся на бугре, в более выгодной позиции, и укрытые кустами, вели огонь спокойно и метко.
Две первые прорвавшиеся машины, проехав примерно с километр, остановились около густого подлеска. Немцы выскочили из кузовов, развернулись цепью и пошли на выручку своим, стараясь обойти партизан с фланга.
Тогда Андрюхин приказал выдвинуть пулемет навстречу наступающим немцам и направил для прикрытия пятнадцать бойцов во главе с Гордеевым. Партизаны пробрались за кусты, рассыпались в линию справа и слева от пулемета.
Две подбитые машины на дороге горели. Уцелевшие гитлеровцы все еще вели огонь по кустам, кидали гранаты, которые не долетали до партизан — взрывались на склоне бугра.
Фашисты, заходившие с фланга, успели приблизиться на такое расстояние, что пули уже взрывали фонтанчики мерзлой земли перед заслоном партизан, стригли ветки кустов.
Бой разгорелся злой и упорный. Пулеметным огнем партизаны сдерживали наседавших немцев: они все ближе и ближе подступали к кустам короткими перебежками, подгоняемые окриками офицера. На некоторое время они залегли и готовы вот-вот броситься в последнюю атаку, но почему-то не торопились: то ли принимали решение, чтобы действовать наверняка, то ли выжидали.
По плотности огня они чувствовали, что партизан не так уж много с этой стороны, и видимо, надеялись на то, что у них скоро иссякнут боеприпасы.
Партизан от немцев всего-навсего отделяло двести метров. Гордеев видел, что если хотя бы половина фашистов прорвется к кустам, то они сомнут его небольшую группу. Он решил держаться до последнего и приказал:
— Приготовить гранаты! Стрелять по команде! Аверкин, пулемет на левый фланг! Бить короткими очередями.
И только пулеметчик Николай Аверкин и его второй номер перевели «максим» на левый фланг, немцы поднялись и пошли, поливая гордеевскую группу свинцом из автоматов.
— Аверкин, огонь! — скомандовал Гордеев.
Как швейная машинка, с частыми перерывами, застучал пулемет, заработали партизанские автоматы. Сраженные пулями гитлеровцы падали, но остальные продолжали продвигаться. Казалось, минута-другая, и они уничтожат партизан. А когда в ход пошли гранаты и кинжальный огонь отрезал фашистам путь вперед, они снова залегли, и в это время все будто перевернулось на поле боя: из густого подлеска выскочила группа бойцов в красноармейских шинелях, с винтовками наперевес, и с криком «Ура!» кинулась на немцев с тыла. Они без выстрелов быстро приближались и готовы были вот-вот сойтись в рукопашной, нацелив на врага шильную сталь штыков.
Немцы, не ожидавшие этого натиска, вскочили с земли, забегали, заметались по полю. Участь фашистов была решена. Их растерянность сделала свое дело.
Партизаны, окрыленные неожиданной поддержкой, поднялись и с криком «Ура!» пошли на сближение с немцами.