Красное Солнышко

Кроме одного случая. Петр Басманов с первых дней своего пребывания в Москве озаботился источником слухов, что будоражили столицу перед вступлением в нее Димитрия. Не тех, что Семен Годунов распускал, а других, о которых я вам тоже рассказывал. Тут Басманову неожиданно помог Богдан Бельский, который дал ему точное указание – Шуйские. За доказательствами дело не стало, многие люди, и из детей боярских, и купеческого звания, покаялись чистосердечно, что по прямому наущению князя Василия Шуйского с братьями распространяли слухи зловредные, называли Димитрия самозванцем и неведомо чьим сыном, обвиняли его в приверженности ереси латинской, в полном подчинении приказам иезуитов и короля польского, в жестокостях по отношению к истинно православным и к верным слугам державы Русской, призывали не подчиняться новому царю. Когда Басманов доложил Димитрию о результатах проведенного им розыска, тот повелел всех арестованных по делу немедленно отпустить, ибо клеветали не по злому умыслу, а по соблазну дьявольскому, главных же прислужников нечистого – братьев Шуйских – приказал арестовать, заковать и бросить в темницу.

Димитрий и тут всех удивил, по мнению общему за одно только дело Угличское Димитрий мог казнить князя Василия Шуйского по своему усмотрению, он же повелел судить Шуйских открытым судом, так, как доколе никого не судили на Руси, – Собором из избранных людей всех чинов и званий. И суд народный в виду свидетельств многочисленных и неопровержимых вынес свой приговор единодушный: князю Василию – смертная казнь, а братьям его, Дмитрию и Ивану – темница до скончания дней.

Василий Шуйский и не думал оправдываться или просить о снисхождении. Он с того самого момента, когда увидел дедовский алмазный крест в руках Димитрия, пребывал в каком-то странном состоянии, разговоров не то что злоречивых, а вообще почти никаких не вел и только все время озирался вокруг с ужасом в глазах. Тут надобно было князя Василия знать, человек он был без совести и горазд на всякие дела подлые, но при этом очень суеверный, все, связанное с загробным миром, приводило его в трепет, во всякой мелочи обыденной он боязливо выискивал знаки присутствия потусторонних сил, которые он подозревал в неблагосклонном к нему отношении. А тут князь Василий воочию увидел мертвеца, восставшего из гроба, а ведь он крест прилюдно целовал, что Димитрия нет в живых. Я даже готов допустить, что Шуйский искренне верил, что Димитрий погиб, не в Угличе, так позднее, потому и злословил столь самонадеянно. Но узрев истинного Димитрия, он пришел в ужас, оттого и признался без обычных своих уверток в угличском подлоге и в распускании слухов гнусных и даже плаху воспринял как неизбежное и справедливое наказание.

Трусливый в жизни обыденной, в час свой смертный князь Василий держался весьма достойно, на глазах многотысячной толпы, собравшейся на Красной площади, сам поднялся на место Лобное, со смиренно поникшей головой выслушал приговор царский: «Великий боярин, князь Василий Иванович Шуйский, изменил мне, законному государю вашему, коварствовал, злословил, ссорил меня с вами, добрыми моими подданными, называл лжецарем, хотел свергнуть с престола. За то судом народным осужден на казнь – да умрет за измену и вероломство!» Потом Шуйский поклонился в пояс на четыре стороны, прокричал своим надтреснутым голосом: «Братья, умираю за ошибку свою, которую принимал за истину. Простите мне вины мои, вольные или невольные. Молитесь за душу мою грешную Господу Богу!» – и, опустившись на колени, положил голову на плаху.

Палач занес топор, и тут раздался крик: «Стой! Указ государев!» От ворот Фроловских, расталкивая толпу, двигался гонец со свитком в высоко поднятой руке – Димитрий помиловал Шуйского. Толпа недовольно зашумела, лишенная столь редкого в последние годы зрелища, но, понукаемая присутствовавшими боярами и стрельцами, вскоре принялась славить милосердие молодого царя.

Не знаю, какая муха укусила тогда Димитрия! Более того, отправив братьев Шуйских в ссылку, он приказал вернуть их с полдороги, воскликнув: «Не умею я ничего делать вполовину! Прощать, так уж прощать!» Не многие поддержали тогда его решение, особенно же буйствовал Богдан Бельский, доказывавший, что князь Василий не такой человек, чтобы забыть пытки и плаху, что он непременно зло затаит и рано или поздно отомстит. Все правильно, по обыкновению своему, говорил Бельский, но по той же привычке старой очень невоздержанно. Ум и государственные способности Димитрия он описал в таких выражениях непотребных, что Димитрий не выдержал и опять сослал боярина, по накатанной дороге в Нижний Новгород. Так список личных врагов Бельского увеличился еще на одного венценосца.