Краски

– Лей, ты чего? – он поднял ладони. – Я просто не знал, как тебе позвонить, и… вот решил прийти. Всё в порядке?

Я посмотрела на него исподлобья. Этот человек не желал зла. В конце концов, не он виноват в моих семейных проблемах. Нужно было успокоиться, выдохнуть.

– Да, всё в порядке, извини.

Он расправил руки и чуть подался вперёд, чтобы меня обнять. Он опасливо смотрел на меня, боясь того, что я не разрешу ему этого сделать. Но я стояла столбом, не двигаясь с места. Быть может, только эти объятия мне были и нужны. Я подалась вперёд, и Леон положил руки на мою спину, крепко меня обняв.

– Всё хорошо, – успокаивающе сказал он, – всё хорошо.

– Ко мне приходила полиция, расспрашивали про вчерашнюю ночь.

– И что ты им сказала?

– А что я им могла сказать? Они и так всё видели по камерам. Спрашивали, не видела ли я водителя. Может, скоро придут и к тебе.

– Ну и отлично, – сказал он, снова надев очки, – пусть приходят.

Мимо нас проехала какая-то знакомая машина. Наверняка, кто-то из друзей отца. В этом маленьком городке слухи расползались быстрее скорости света, и мне не хотелось, чтобы кто-то видел меня с Леоном.

– Ты точно в порядке? О чём ты переживаешь?

– О том, что наша история превращается в шескпировскую Ромео и Джульетту, – сказала я, едва не улыбнувшись такому сравнению.

Леон оглянулся, словно проверяя, не следит ли кто за нами, нагнулся и заговорщицки прошептал:

– Ты боишься, что нас увидят вместе?

Он понял всё без слов. По взгляду моих родителей, по моей паранойе и переживаниям. Сложил дважды два.

Я едва заметно кивнула.

– Пойдём, – сказал он, мотнув головой.

Я стояла на месте, не зная, следовать ли мне за ним или идти домой, возвращаясь к своей «зоне комфорта».

– Ну, – спросил Леон, обернувшись, – ты идёшь?

Через десять минут мы оказались у лодочного проката на берегу реки Хафель.

– Ты хочешь снять лодку? – удивилась я.

– Лучше, – он повернулся и поднял указательный палец. – Яхту. И не снять, а забрать свою.

С этими словами Леон поздоровался с хозяином проката – мужчиной лет сорока, и обменялся с ним парой слов. Тот засмеялся и похлопал его по плечу. Леон забрался в яхту и протянул руку.

– Не бойся, – сказал он, – поехали.

Это была моторная яхта белого цвета с небольшой каютой.

– Ты не говорил, что у тебя есть яхта, – сказала я, запрыгнув к нему.

– Так ты не спрашивала, – Леон завёл мотор, сев на место у штурвала, и мы уплыли. На меня полетели холодные брызги.

Леон свернул налево, где заканчивался Бранденбург, там были сплошные поля и частные владения. Мы проносились мимо зеленых кустов, небольших домиков и бескрайних полей. В какой-то момент Леон повернулся ко мне.

– Минутка романтики, – сказал он, перекрикивая звук мотора, – ты знала, что этот безлюдный остров, – он показал пальцем, – если посмотреть на него сверху, образует форму сердца.

Я улыбнулась и покачала головой.

– Если бы на воде оставались следы, – сказал он, – то мы бы только что нарисовали сердце.

Он развернулся, и мы поехали в сторону города. Промчавшись по узкому каналу, мы оказались у озера Плауэр, которое было донельзя спокойным. Леон заглушил мотор, когда мы доплыли до самого центра этого озера.

– И зачем мы сюда приехали?

– Здесь просто красиво, – улыбнулся он и сел рядом, – вон там – пустынный полуостров, а вон там – какое-то захоронение, по-моему.

– Как романтично, – саркастично заметила я.

Он лишь развёл руками.

– Я же говорил, что не люблю шумные компании, предпочитаю вот такие вот тихие места. Здесь можно побыть наедине с собой, – он задумчиво посмотрел на воду.

Я огляделась. Здесь и вправду было красиво. Вокруг нас были два полуострова. И никого на несколько километров вокруг. Лишь немногочисленные лодки проезжали мимо. Этой тишины и какого-то ощущения свободы не хватало мне уже давно. И Леон единственный, кто помог его обрести.

– Спасибо тебе.

– За что? – он удивился и поднял очки на голову.

Я промолчала.

Мы смотрели друг на друга. Два человека на яхте посередине огромного озера. Мажор, предпочитающий спокойствие, а не роскошь, и папенькина дочка, взбунтовавшаяся против родителей.