Красивые штаны. Рассказы и фельетоны

Учитель уездного училища, объясняющийся в любви некой Наташеньке, – это же шедевр мещанской пошлости и беззубого, обывательского злопыхательства!

Кто этот объясняющийся в любви учитель? Частный случай, анекдот или же монументально обобщенный тип?

Если это частный случай, то позвольте вас спросить, кому нужны такие частные случаи и для чего автору понадобилось притаскивать за волосы на страницы советской печати эту явно надуманную, лишенную плоти и крови фигуру выродившегося интеллигента, который занимается пошлейшим копанием в себе в стиле Достоевского?

Если это монументальное обобщение, то тут мы вправе со всей определенностью заявить зарвавшемуся автору:

– Руки прочь от советского учительства! Не вам, гражданин Чехов, показывать нам его!

И потом, что это за Наташенька? Откуда вы выкопали эту девушку, проводящую все свое время в бесцельном флирте? Не бывает у нас таких девушек, гражданин Чехов!

Кстати, одна характерная деталь: в конце рассказа отец и мать Наташеньки благословляют ее и уездного учителя (!) вместо образа портретом писателя Лажечникова (?).

Очевидно, гражданин Чехов дальше середины XIX века в своих литературных ассоциациях не пошел. Стыдно, очень стыдно, господин Чехов, не знать, что самый популярный писатель у нас не Лажечников, а Гладков! И не мракобесом Лажечниковым, а Гладковым должны были благословлять молодых людей родители, если уж на то пошло!

Но вот что самое характерное: у гражданина Чехова совершенно нет романов. Да это и понятно! Трудно себе представить, как бы рецензируемому автору, при полном отсутствии чувств исторической перспективы, при куцем, беспредметном, а-ля Зощенко, юморке, при совершенно определенном уклончике в «голую» порнографию, удалось создать большое полотно, в полном объеме отображающее нашу действительность, со всеми ее сложнейшими конфликтами, коллизиями, ситуациями, взаимоотношениями, сдвигами и перегибами.

Что касается проблемы живого человека, то она, разумеется, даже и не ночевала в «полном (хи-хи!) собрании (хе-хе!) сочинений (ха-ха!)» гражданина Чехова.

В заключение необходимо заметить следующее. У Чехова имеется несколько пьес. Говорят, что некоторые из них собирается (!) поставить (?) МХАТ I (?!). Нам неизвестно, насколько справедливы эти слухи, но, во всяком случае, в театральных кругах поговаривают об этом совершенно определенно.

Будет чрезвычайно прискорбно, если такой серьезный и нужный пролетариату театр, как МХАТ I, после «Бронепоезда» и после «Хлеба», поставит на своей сцене эти пошловатые и в конечном итоге малохудожественные, с позволения сказать, «пьесы», специально рассчитанные на гнилой вкус нэпманского жителя.

А в общем никчемное собрание никчемных «сочинений» чужого нам писателя.

Старик Собакин.

Кавычки, скобки и все знаки препинания – всюду мои. Вообще все мое. – С.С.

1927

Почему?.. почему?

По предложению заведующего рабочим клубом станции Гребенка Южных правление клуба единогласно постановило «постороннюю публику» в клуб не допускать, а допускать исключительно членов клуба. Поэтому ежедневно в шесть часов вечера в клубе садится дежурный член правления с деревянной палкой и, если только зайдет какой-нибудь гражданин, не член клуба, почитать газету или журнал, бьет его по спине вышеупомянутой палкой.

Между тем членов клуба насчитывается всего 160 человек, в то время как рабочих и служащих на станции Гребенка – 2000.

Из письма рабкора

Окна гребенковского клуба заманчиво освещены. Из открытой двери доносится нежный шелест свеженьких, только что полученных газет и журналов… Доносится веселый смех, шутки, разговоры.

У двери сидит на стуле дежурный член правления. В левой руке у него карандаш, а в правой большая красивая деревянная палка.

Народ толпится на дворе, желая проникнуть в клуб.

– Товарищ дежурный член, разрешите пройти в клуб!

– А ты член клуба?

– Так точно. Член.

– Покажь членский билет!

– Вот-с.

– Взносы уплачены?

– Уплачены.

– Покажь.

– Вот-с.

– Правильно. Проходи, культурно развлекайся, пес с тобой!

Дежурный член правления деловито раскрывает книгу и отмечает посетителя.

– Дяденька, пропустите в клуб!

– А ты кто такой?

– А я Васька, стрелочников сын. Тама, в клубе, тятенька у меня сидит, газету читает, а мне тоже сильная охота в шашки срезаться с Параськой, которого батька дорожный мастер.

– Член клуба?

– Ни. Тятенька у меня сидит в клубе, газету читает, а мне тоже сильная охота в шашки… Запишите, дя-я-денька!

– А вот я тебя сейчас, беспризорный алимент, запишу палкой по спине! Кыш отсюда!