– Он тебе не дядя! – огрызнулась Кэссиди. – А тебе отвечу: нет, я не втюрилась в детоубийцу.
Франческа покосилась на нее хитрющим глазом.
– Хорошо, я задам вопрос немного иначе. Ты влюбилась в Ричарда Тьернана?
Глядя в темные живые глаза настырной сестренки, Кэссиди поняла, что слишком устала, душевно и физически, чтобы лгать. Франческа была абсолютно права – Кэссиди никогда не врала ей, единственный оплот правды во всей семье. И начинать врать сейчас ей вовсе не улыбалось.
– Если я и влюбилась, – решилась она, – то совершила большую ошибку.
– По-моему, Кэсси, это обычное дело, – задумчиво промолвила Франческа. – Насколько я могу судить, любая влюбленность – ошибка. Достаточно мою мать вспомнить. Страшно даже представить, как она всякий раз влипает. Кстати, ты знаешь, дядя Эмберсон всерьез опасается, что Ричард тебя убьет.
Кэсси закусила губу.
– Генерал очень озлоблен.
– А можно ли его за это винить? Бедняга ведь потерял дочь и внучат, естественно, что он жаждет мести. Нам, итальянцам, это понятно как никому.
– Ты вообще-то наполовину американка, – напомнила Кэссиди.
– А вот Шон так вовсе не считает, – возразила Франческа. – По его мнению, я – наполовину итальянка и наполовину ирландка. Гремучая смесь.
– Господи, мне и подумать страшно, что ты уже выросла, – вздохнула Кэссиди.
– Слава богу, я созрею только через пару лет, – засмеялась девочка. – Мы, Финаньери да Римини, расцветаем поздно. – Она немного помолчала. – Кстати, что ты все-таки собираешься предпринять по поводу этого Ричарда Тьернана?
– Ничего, – пожала плечами Кэссиди.
– Но как ты считаешь – он их убил?
Перед мысленным взором Кэссиди всплыли поразительные глаза Ричарда, его удивительно красивые руки, пальцы, сжимающие стакан виски. Словно наяву она слышала его чуть охрипший голос, вспоминала страшные слова.
– Не знаю, – промолвила она, но тут же подумала, что обманывает себя. Увы, Ричард сам сказал ей правду.
Франческа кивнула.
– Да, грустная история, – сказала она. – Я уж просто из кожи вон лезу, чтобы хоть как-то приободрить дядюшку Эмберсона. Со мной он хотя бы смеется. Говорит, что я ему почти заменяю дочь.
Кэссиди внимательно посмотрела на сестренку. Худенькая, угловатая, совсем, казалось бы, ребенок, но не по-детски умная и наблюдательная. Внезапно ее охватило совершенно необъяснимое беспокойство. Как ни старалась Кэссиди, она так и не поняла его причину. Впрочем, успокаивала она себя, события последних дней не могли пройти бесследно для ее душевного состояния.
– Ты знаешь, что Шон серьезно болен? – спросила она, меняя тему.
– Да, – ответила Франческа. – Именно поэтому я и настояла на своем приезде сюда. В противном случае я бы наверняка задержалась в Милане, чтобы хоть немного насолить мамочке и Карло. При мне ей неудобно строить глазки своим молокососам.
– Франческа, ты просто чудовище! – смеясь, всплеснула руками Кэссиди.
– Вот и мамочка так говорит. Скажи, Кэсс, он умирает? – Вопрос был задан столь внезапно, что Кэссиди не успела соврать.
– Видимо, да, – сказала она.
– И скоро?
– Наверное.
В комнате воцарилось молчание. Когда наконец Франческа подняла голову, в глазах ее стояли слезы.
– Но ведь он так хорошо выглядит! – воскликнула она.
– Да, милая, – со вздохом ответила Кэссиди. – И хоть за это мы должны быть благодарны господу. Кто знает, а вдруг врачи ошибаются? Они ведь нередко ставят неверный диагноз. Хотя Мабри в это не верит.
– Дядя Эмберсон говорит, что это Ричард Тьернан сводит папу в могилу. И что смерть Шона будет на его совести, как и убийства других людей.
– О нет! – с жаром воскликнула Кэссиди. – Как раз Ричард папу вдохновляет! Придает ему сил и воли к жизни. Возможно, ты и не знаешь, Франческа, но Шон стал совершенно одержимый, он живет только своей книгой. Не знаю, что бы сейчас было с ним, если бы не Ричард и не работа. Для него ведь именно это главное – успех и работа.
– Ну да, а на родных детей наплевать, – со вздохом закончила Франческа. – Хотя мы ведь с тобой все равно его любим. Правда, Кэсс?
– Ну конечно, милая, – улыбнулась Кэссиди. – Как, кстати, и он нас, хотя и в меру своих возможностей.
Франческа снова вздохнула.
– До чего жаль, что у меня не такой папа, как дядя Эмберсон, – с чувством промолвила она. – Заботливый, внимательный к моим нуждам, готовый преследовать врагов до последнего вздоха.
– А вот мне вовсе не кажется, что он такой великолепный. И зачем тебе надо, чтобы кому-то понадобилось за тебя мстить? – сухо промолвила Кэссиди. – Разве тебе хочется оказаться изувеченной или – не дай бог! – убитой? – Она пыталась хоть таким образом повернуть их беседу в разумное русло.
– Да я толком и не знаю, – призналась девочка. – Мне всего тринадцать, и голова забита романтическими бреднями. Не говоря уж о том, что в моих жилах течет половина итальянской крови, а половина – ирландской.
– Американской, – снова поправила Кэссиди.