Красив и очень опасен

— Вы любопытны, Кэссиди, — произнес Тьернан. — Вы ничего не можете с собой поделать — вас мучает любопытство. Вы вот смотрите на меня и пытаетесь понять, в самом ли деле я чудовище, способное хладнокровно зарезать жену и маленьких детей, либо же я — несчастная жертва нашей ненормальной судебной системы. Вы отчаянно хотите мне поверить — я чувствую это, — но, раздираемая противоречиями, не можете себе это позволить. Вы разрываетесь на две части. Никак не можете решить, что вам делать: утешить меня или подвергнуть остракизму.

На щеках Кэссиди заиграл легкий румянец, ее яркие зеленоватые глаза потеплели.

— А вы позволили бы мне себя утешить? — срывающимся голосом спросила она.

Для Тьернана эти слова прозвучали как удар бичом, вмиг сорвавший с него, словно капустные листья, несколько слоев защитной оболочки и проникший в то темное и пустое место, где когда-то билось его сердце. И Тьернан попятился; он отступил подальше от нее, подальше от ее смертельно опасного для него сочувствия — первой настоящей угрозы после того безумно далекого вечера, когда, вернувшись домой, он стоял на коленях в луже крови возле умирающей жены и смотрел, как угасает в ней жизнь.

— Нет, — промолвил он. Затем резко повернулся и быстро вышел, едва не сбившись на бег, охваченный каким-то необъяснимым, почти паническим страхом.

* * *

— Я вовсе не уверена, что это самый правильный выход, — промолвила Мабри, стоя в дверях.

Кэссиди, сидевшая за заваленным бумагами письменным столом Шона, приподняла голову и посмотрела на нее. С той самой минуты, как ушел Тьернан, она трудилась не покладая рук. Разбирала и сортировала бумаги, читала протоколы, все глубже и глубже погружаясь в мир ужаса и страха.

Перед ней лежал самый первый протокол, составленный полицией на месте преступления, и затем она прочла первый отчет судебно-медицинского эксперта. Причиной смерти Дианы Скотт-Тьернан стала большая потеря крови из-за перерезанной аорты. Плоду в ее чреве было около семи недель; вскоре после того, как сердце Дианы Тьернан остановилось, плод задохнулся.

Полиция обнаружила признаки борьбы. На теле убитой остались синяки, а под ногтями были найдены следы крови. Кровь оказалась той же группы, что и у мужа Дианы, руки которого были в свежих царапинах. По словам самого Тьернана, исцарапал его какой-то бродячий кот.

Кэссиди читала протоколы, пребывая в каком-то полуоглушенном состоянии. Снова и снова она повторяла себе, что не должна принимать случившееся столь близко к сердцу. В конце концов, никого из этих людей она толком и не знала. Она должна представить себе, что читает обыкновенный детектив, например творения Агаты Кристи, тогда ощущение легкой тошноты, почти постоянно преследовавшее ее в последнее время, отступит. Кэссиди посмотрела на Мабри. Бледное холеное лицо жены Шона оставалось спокойным.

— Не самый правильный выход? — эхом откликнулась Кэссиди. — Почему ты так считаешь? Между прочим, именно ты вызвала меня сюда.

Мабри скорчила очаровательную гримаску.

— Шон твердо решил, что необходимо вытащить тебя, а ты сама знаешь, перечить твоему отцу, когда он на что-то настроился, невозможно. — Она величаво, с присущей классной модели грацией, проплыла в гостиную, почему-то старательно избегая зеленого кожаного кресла. Кэссиди, как ни старалась, так и не поняла почему.

— Значит, на самом деле он вовсе не болен? — спросила она. — Надул меня, что ли?

— Не знаю, — пожала плечами Мабри. — Несколько раз к врачу он ходил, а в те времена, когда мы с ним познакомились, об этом и речи не могло быть. Меня он с собой отказывался брать наотрез, а в ответ на все мои расспросы неизменно твердил, что речь идет о самом банальном запоре. Хотя, если хочешь знать мое мнение, с пищеварением у Шона все идеально.

— Как по-твоему, он и в самом деле болен?

Мабри провела тонкой рукой по волосам.

— Затрудняюсь ответить, — сказала она. — Впрочем, если он и болен, это никоим образом не связано с его желанием видеть тебя в Нью-Йорке.

— И тем не менее вряд ли он затеял весь этот спектакль, чтобы собрать свою семью, — заключила Кэссиди, потупив взор. Нет, она вовсе не обижалась. Она уже давно приучилась не обижаться на Шона.

— Да, это верно, — кивнула Мабри. — В противном случае он бы попытался вызвать сюда и Франческу, — рассудила она. — Сама знаешь — он просто без ума от нее.

— Знаю, — ответила Кэссиди, подавив приступ ревности. Как и все остальные родственники, она обожала младшую сестричку. Жаль только, что Шон никогда не признавал в ней самой подобного ума или привлекательности. — А когда ему втемяшилось в голову пригласить меня? Надеюсь, это не совпало по времени с освобождением из тюрьмы Ричарда Тьернана?

— А какую главную причину он привел, приглашая тебя приехать?

— Чтобы я помогла ему с новой книгой, — ответила Кэссиди. — По словам Шона, он никогда не занимался документальными вещами, и поскольку это слишком сложно для его творческой натуры, то мои профессиональные навыки были бы ему весьма кстати.

— И ты ему поверила? — осведомилась Мабри. Кэссиди ответила не задумываясь: