Красавица и генералы

- Не пойму тебя, Игнатенков! - сказал Охрименко - Ты не кадровый, война тебе ничего не дала, только побила - покалечила. Я тебе твержу... - И он сказал о бездарных царских генералах, немецких шпионах в штабах, императрице-шпионке и развалившемся хозяйстве, которое, несмотря на все старания военно-промышленных комитетов и Земгора, не может снабдить фронт и тыл.

Он сказал все то, о чем говорилось на фронте, писалось в газетах и что отчасти было правдой. Но Макарий, будучи авиационным разведчиком и истребителем и общавшись с армейской интеллигенцией, догадывался, что в российском обществе идет борьба за власть, что кому-то выгодно, чтобы армия, стратегически не утратившая своей силы даже во время великого отступления пятнадцатого года, уступившая территорию, но нигде не разгромленная, теперь разваливалась.

В Макарии заговорило патриотическое чувство. Он вспоминал разговор в штабе Брусилова о поражении в Восточной Пруссии, когда армия Самсонова была разбита; но тем не менее мы обязаны были пойти на эту жертву для спасения Франции, ибо с выбытием ее из строя русские оказались бы в безвыходном положении. Это было мнение самого Брусилова, и Макарий сказал о нем Охрименко, добавив, что на войне надо воевать, а не искать послаблений.

- Вшей бы тебе покормить в окопах! - бросил Охрименко - Поди, окопы только сверху и видел?

- Не понимаю тебя, - сказал Макарий - В первый год выбыло из строя много кадровых офицеров... Но ты ведь все равно русский офицер! Откуда же это злорадство о бездарных генералах? Армия в прошлом году показала, на что способна. - Способна-то способна, - продолжал Охрименко. - А кругом предательство. Царица - шпионка, военного министра обвиняют в измене, снарядов нет... А армия, ясное дело, способна!

Его едкая насмешливость сделалась совсем неприятна. Что толку говорить с таким недоброжелателем и непатриотом?

К ночи госпиталь затих и раненые в снах вернулись на позиции. Они стонали и вскрикивали, добавляя тревоги в госпитальную ночь.

Через проход от Макария лежал прапорщик, участвовавший в мартовских боях у озера Наречь. Ему снилось, что он стоит в окопе по колена в воде и боится выглянуть за бруствер, ибо отовсюду в него летят снаряды и пули.

Левее от прапорщика лежал другой прапорщик, которому снилось, что он складывает из трупов ложе и укладывается на него отдохнуть.

Третьему снилась неприятельская атака, и он вставал из окопов, вытаскивал шашку и шел в контратаку с незажженной папиросой во рту, ведя за собой солдат, и во сне испытывал стыд за свое фанфаронство, неопытность, глупость.

В ночной тишине госпиталя над грязными, промерзшими окопами с режущими и хрипящими звуками неслись тяжелые снаряды, вздымались столбы земли, огня и дыма, разъединялись части человеческих тел и разбрасывались по дымящимся полям.

Макарию тоже снился бой. Он сопровождает на тихоходном "Вуазене" такой же "Вуазен", который фотографирует переднюю линию, а на подопечный самолет налетает последний сбитый им "Альбатрос". Макарий дергает тросик пулемета и понимает, что погиб, от черно-белого "Альбатроса" ему не уйти. И тотчас же немец, благодаря громадному преимуществу в скорости и маневренности, влетает в мертвое пространство макариевского "Вуазена", подходит сзади почти вплотную и расстреливает его. А фотограф, что с ним? - думает Макарий и не знает, удалось ли ему его спасти.

Сны. Под сухой рокот барабанов и пронзительный вой медных рожков шли в атаку сомкнутые колонны немцев прямо на пулеметы, вырывающие из колонн шерегу за шеренгой, шли и, привыкшие к дисциплине, не могли наступать рассыпным строем, карабкались по трупам павших и падали под пулеметные очереди, увеличивали вал из человеческих тел.

Сны. В госпитальной ночи мать подходила к раненому сыну, и открывалось синее небо, и хотелось оправдаться перед матерью за огромную войну. Во сне кричали громко, отчетливо:

- Осторожней! Слева, бей!

- Опомниться, опомниться не давай!

- Мадам, вы в своем уме?

Известие о революции Макария потрясло.

7

Охрименко доволен: наконец-то власть перешла к тем, кто умел делать дело, кто сумеет наладит жизнь и победить в войне.

Может быть, и Охрименко и все остальное снится ослепшему летчику? Скоро приедут с хутора и заберут Макария. Тогда не будет воскресшего из мертвых штабс-капитана, наступит покой.

Среди говорящих Макарий начинает различать новый голос, ему все возражают, а он твердит: войну надо кончать.

Охрименко говорит:

- Россия свободна. На ее заводах и полях трудится много толковых работников. Они выработали большой опыт управления в земствах, кооперативах, профессиональных союзах, военно-промышленных комбинатах. Только победа укрепит завоеванную свободу!

Он уже забыл, что несколько дней назад с презрением вспоминал окопы.

Макарий как будто защищает тихоходного товарища на "Вуазене" и вмешивается в спор невидимых бойцов.

- Разве здесь среди раненых офицеров есть враги России? - кричит он.

Но его не понимают. Врагов России нет, но есть враги друг другу. Он кричит, а его не слышат.