Красавица и генералы

В пять часов второго июля противник, пользуясь густым туманом, наступал двумя цепями на заставу тринадцатой роты Очаковского полка. Завязывался фронтальный бой, самый трудный и кровопролитный, ибо построен на одном огне и ударах в лоб, без маневра. Временно командующий ротой подпоручик Рогали-Левицкий приказал одному отделению скрытно выдвинуться правее рощи, где стал накапливаться противник, и косоприцельным огнем с фланга остановить его движение.

- Чтоб мозги с них вышибли! - подытожил подпоручик. И как только из тумана стали выплывать темные фигуры, им навстречу и справа полетели пули стрелков. Причем если с заставы пули кололи как колья, то справа они вычищали перед собой все пространство рекой огня. Подпоручик мог торжествовать от такой прямо-таки показательной дисциплины огня, но тут по выдвинутому отделению забил ручной пулемет. И Рогали-Левицкий вспомнил азбучную истину, что трудно пересилить чувство самосохранения и не переносить огонь на непосредственную опасность. Не успел он это подумать, как косоприцельный огонь прекратился и отделение сосредоточилось на пулемете. "Идиоты! - закричал Рогали-Левицкий. - Ну погодите у меня!"

К счастью, противник стал окапываться, дальше не пошел, а к вечеру, когда подтянули батальонный резерв, отступил без боя.

Рогали-Левицкий, однако, не испытывал удовлетворения, ибо его замысел серые герои сорвали. Похвалиться перед командиром батальона можно было только замыслом и разве что первыми минутами огненного маневра.

- Эх, Рог-али, Рог-али, - укоризненно произнес батальонный. - Вам следовало быть рядом с ними. Слово до них не доходит.

В темноте подпоручик пошел в траншею. В жилой нише на ветках и брезенте спали нижние чины. Он растолкал их ногами, со злобой в голосе спросил, почему они спят, когда приказано работать - делать козырьки. Ему ответили, как обычно, что, мол, виноваты, сон сморил, сейчас пойдут. Он размахнулся и ударил отвечавшего кулаком в зубы.

- А в бою кто не выполнял приказ? Почему перенесли огонь?

Солдаты молчали.

Ему стало стыдно за то, что он бьет беззащитных людей, не могущих даже уклониться от ударов, и еще досадно, что не может преодолеть этого позорного для офицера стыда.

Но остановиться, тем более обнаруживать растерянность было для командира непростительной ошибкой...

9

Погода была сырая, шли дожди. В сухие часы между деревьями санитары развешивали простыни, рубахи и кальсоны, а когда начинался дождь, быстро срывали белье с веревок и утаскивали во флигель, где, наверное, помещалась и прачечная.

Вследствие непрерывных дождей вода в реке Кревянке повысилась на два аршина. Говорили, в ходах сообщения Рымникского полка вода стоит по грудь, а долину реки начинает затапливать.

Раненые в палатах перевязочного отряда с интересом обсуждали эту новость, решали, кому такая погода выгоднее, нам или германцу.

Макарий же знал, что сейчас одинаково плохо и тем и другим, однако большинство считало, что нашим все же получше, они привычнее к непогоде и грязи.

Он был ранен шрапнелью в ступню левой ноги, по всем представлениям легко, но рана не заживала, нагнаивалась. Конечно, сырость тоже влияла. Но гораздо сильнее кислой погоды мешала заживлению другая болячка, неверная Лидия. Пока Макарий находился вдали, она снова сошлась со своим артиллеристом и сейчас сообщила, что место, увы, занято, так уж получилось, не будем из этого устраивать любительский спектакль. Она не имела представления о поселковом драмкружке, и Макарию нечего было краснеть. Впрочем, она истолковала покраснение как проявление ярости и, подняв обе руки, невинно улыбаясь, стала поправлять белую наколку и рыжеватые волосы, представ перед ним в беззащитной и нахально-обольстительной позе.

После паузы она сказала что-то о дружеских отношениях и еще какую-то бабью глупость, из которой тем не менее стало ясно, что, если артиллериста прихлопнет... словом, то ли оставляла надежду, то ли играла.

Макарий перестал ее замечать.

Он ходил на костылях, поджав больную ногу, и однажды во дворе увидел Лидию с ее артиллеристом. Тот оказался не подполковником, как она говорила, а капитаном, и эта ее маленькая ложь почему-то вызвала в Макарии презрение к нему.

Капитан был ниже его ростом. Он дружески смотрел на Макария, готовый, должно быть, даже раскланяться. Еще чего захотел, пукалка несчастный!

Макарий отвернулся и с достоинством, не спеша направился по раскисшей дорожке неизвестно куда. Ну погоди, говорил он себе, я тебе поулыбаюсь.

Ротная застава находилась на берегу Кревянки против деревни Лукавей. Вода подступала все ближе. По реке неслись мутные потоки, прибивая к исчезающему берегу желтоватую пену. Ветлы уже были затоплены.

Глядя на такой потоп. Штукатуров позвонил в роту и сказал, что заставу скоро зальет, что делать? Подпоручик Рогали-Левицкий велел оставаться на месте и продолжать наблюдение.

- Скоро зальет, - предупредил телефонист Олейник и перетащил аппарат повыше, к кустам, где, впрочем, он мог пострадать от неприятельской пули.