— Ты чего? — Я устало присела на циновку и тут же попала в необычайно крепкие объятия Нарцисса. Нет, обниматься он уже давно привык. И я никогда не протестовала. Но сейчас все было словно как-то иначе.
— Ничего, — буркнул было Нарцисс, но тут же встряхнулся, кладя мне на плечо подбородок. — Просто не могу понять — или я такой неправильный, или мир настолько непригляден.
— Мир как мир. — Я пожала плечами. — В чем-то даже лучше моего прежнего. Честнее, во всяком случае.
— Честнее? — удивился цветочек, запуская одну из ладоней мне в волосы и слегка массируя.
— Хм… искреннее, так скажем. Если любят — то по-настоящему. Если ненавидят — тоже от души. Даже обманывают и предают как-то… хм, знаешь, какое у меня впечатление?
— Не знаю. — Он тихонько поцеловал меня в шею. — Не всегда же мне сидеть в твоих мыслях.
— Как будто этот мир еще очень-очень юный. Не успел пресытиться яркими эмоциями. Не научился скучать и от скуки творить дичь. Не запутался в собственных рефлексиях.
— Возможно, в чем-то ты права. Ведь даже мировое древо здесь — на самом деле всего лишь проросшее семечко. И даже то, что существовало ранее, погибшее. Да черта с два какие-то смертные смогли бы сгубить Меллори, если бы он был взрослым, — покачал головой Нарцисс, так и не выпуская меня из объятий.
— А тебе не приходило в голову… — меня саму эта мысль догнала вот только что, и я поспешила ошарашить ею цветочка, — что, собственно… с тем Мэллорном тот мир и того? А этот — он новый. Родился из семечка твоего?
— Семя все еще во мне, оно само толком-то и не родилось. Только оболочка лопнула, да семя корешок пустило, если сравнивать с обычными растениями, — нахмурился он.
— Ну да. Корешок пустило в тебе. А мир — вокруг тебя. Откуда ты знаешь, что он не родился из того корешка? Вдруг… вдруг…
— Так, у меня сейчас голова лопнет. — Нарцисс затряс влажными волосами и утянул меня в поцелуй, закрывая тем самым рот. А когда мы потом отдышались, заявил: — Давай оставим сумасшедшие космогонические теории до другого случая. Мне сегодня и так прилетело. Есть о чем подумать.
— В смысле?!
— В смысле, не могу понять: это я такая чокнутая наседка, что искренне считаю всех своих саженцев прекрасными существами, всегда способными на лучшее? — улыбнулся цветочек.
— Успокойся, я такая же. — Смех мягкой лапкой тронул за горло, вызывая желание выдохнуть его поскорее. — На крайний случай мы с тобой будем парочкой чокнутых наседок над этой грядкой, уже легче. А насчет «способны на лучшее» — так ведь и правда же способны. Как и на худшее, впрочем. На то они и живые существа, имеющие свободу воли. Так правильно.
— Философия… А конкретно что с ними делать? — Нарцисс выпустил меня из объятий, разворачивая к себе лицом.
— С кем именно и по какому поводу?
— Да хоть вон с тигром этим половинчатым, — выдохнул цветочек, глядя мне за спину. — Куда он поперся?! Демон! Эйкон! Не смей!
Где-то в соседних кустах раздалось шипение, рычание, треск веток. Краем глаза я заметила, как куда-то туда на шум рванул сидевший у костра сытый и сонный песец, на ходу превращаясь в существо из одних сплошных зубов.
Боевой клич теневого влился в общий бедлам. Ничего иного не оставалось, как стартануть следом и попытаться хотя бы понять, кто кого и за что.
***
— За-а-амуж ему, гнездо ему, младшего мужа ему! — через полчаса шипела я, заклеивая смазанными лекарством листьями бамбука ссадины и царапины на белоснежной коже. — За хвост и об забор! Тебе сколько лет?!
— Сто семь, — угрюмо пробухтел Аконит, пытаясь увернуться от лечения. За что моментально получил по затылку, втянул голову в плечи и зашипел.
— А по-моему, всего семь! Додумался тоже — с другим дитем подрался!
— Да потому, что эта рыжая хрень притворяется! Строит из себя демоны пойми что и за молочком лезет! А он уже совершеннолетний по меркам ракшасов! Он в зверя может оборачиваться, но не хочет! — вызверился Аконит.
— Да тебе-то что? Самому молочка захотелось? — не хуже него самого прошипела я. — В каком месте этот хвостатый скелетик тебе дорогу перешел?!
— Да вы просто не замечаете! Только леди Ириссэ отвернется, как эта шкура на лапках сразу начинает мне рожи корчить! Или, когда я в лагере помогаю, эта дрянь на циновку ложится и жестами «подгоняет», заодно демонстративно из тарелочки лакая да зажевывая всевозможными вкусностями. И вообще, вам всем нюх отбило?! Он дорогу метит! Шпион!
— А вот про метки давай подробнее. — Незаметно подошедший к моему импровизированному лазарету на циновке Нарцисс взял листочек с лекарством и сам прилепил Эйкону на лоб.
— Я его метки снес, — буркнул ледяной, осторожно трогая ту царапину, которую «полечил» цветочек. — Чуть не надорвался каждую… кхм...
Нарцисс посмотрел на него большими глазами и вдруг начал ржать как ненормальный. Аж за мое и за Эйконовское плечо схватился, но все равно не помогло — плюхнулся между нами на циновку. Где и остался сидеть, аж всхлипывая от смеха.
Я улыбнулась, смутно догадываясь об истоках его веселья. И когда цветочек немного успокоился, а обиженный до самых печенок Аконит перестал слишком громко сопеть, уточнила: