Тем не менее официальные представители тогдашней американской администрации, такие, как, например, командующий вооруженными силами на Западном побережье США генерал-лейтенант Джон Левитт, считали, что «японская раса — это вражеская раса, и хотя многие японцы второго и третьего поколений родились на территории США, имеют американское гражданство и «американизировались», их верность своей расе не стала от этого слабее». Им вторили такие же, если не большие, расисты, как директор ФБР Эдгар Гувер, который, не раздумывая, поддержал солдафонские рассуждения генерал-лейтенанта Левитта, заявив: «Ни на одного японца нельзя положиться!» Опытнейший резидент Суэтиро Канэмору был прекрасно осведомлен о таких время от времени изрекаемых националистических перлах, принадлежащих некоторым представителям высшего американского руководства. А поэтому эти высказанные в сердцах шовинистические «истины» отнюдь не прибавляли энтузиазма даже и тем лицам японского происхождения, которые вели войну против Японии на стороне США.
В те казавшиеся бесконечно долгими вечера, что предшествовали получению от командования последней шифрограммы, Канэмору все время пытался (по возможности незаметно, исподволь) открыть глаза своему молодому коллеге на эти тонкости во внутренней политике США по отношению к японской нации, чтобы заронить тем самым в его душу хотя бы малую долю раздумий о положении представителей японского народа, вынужденных соблюдать сомнительную порядочность в выполнении заданий специальных служб США, направленных в конечном счете против их несчастной в ту пору прародины-Страны восходящего солнца. Знавший обо всем этом Дзиккон Нумато, к тому же еще помнивший все происшедшее с ним на подводной лодке, ни в какую солидарность людей теперь абсолютно не верил. Молодой и, казалось бы, подающий надежды офицер Управления стратегических служб, вконец разуверившись во всем происходящем, давно послал ко всем чертям всю эту чарующую незрелые души романтику разведческой работы и морскую экзотику.
Говоря иначе, после всего случившегося с ним в последнее время, после всех преследовавших его в последние годы неудач он все чаще в самых нелестных выражениях отзывался о свой новой, навязанной в общем-то ему профессии и все чаще подумывал о том, что жизненные интересы влекут его в ином направлении, что со всеми этими Донованами и Канэмору ему давно уже не по пути.
Прошло еще несколько неспокойных, тревожных дней, в течение которых Нумато буквально не находил себе места, потому что транспорт (он точно не знал, какой именно), который должен взять его на борт, до сих пор не прибывал.
Что же касается Канэмору, то он в эти дни, наоборот, чувствовал себя превосходно. Как это следовало из текста недавно полученной шифровки, кроме причитающихся ему лично пятидесяти тысяч долларов, он располагал теперь еще ста тысячами для расчетов с разного рода осведомителями и агентами — суммой, из которой он, сэкономив, надеялся урвать солидный куш и для себя. Надо также иметь в виду еще и то обстоятельство, что ему, Канэмору, поручено было произвести весьма крупные финансовые расчеты с капитаном судна, который должен будет доставить Нумато в Индию, что также свидетельствовало о большом доверии, которое все еще продолжало оказывать ему его высокое руководство — представители тех могущественных и влиятельных штабов разного рода разведывательных служб, компетенция которых распространялась на необыкновенно обширные пространства Южно-Азиатского и Тихоокеанского регионов, где активные военные действия, особенно между США и Японией, с самого начала человекоубийственной кампании не прекращались ни на один день. К тому же вот к многочисленным его правительственным наградам прибавилась еще одна — весьма престижный орден, который в случае поражения Японии при благоприятном повороте судьбы все-таки давал ему возможность неплохо пристроиться и на Американском континенте. А в будущем?.. В будущем, когда обратившаяся в пепел Страна Ямато вне всякого сомнения возродится к новой жизни, опытные разведчики понадобятся и ей, и вот тут-то он, Канэмору, не мудрствуя лукаво, предложит свои весьма и весьма квалифицированные, в этом никто не сомневается, услуги.
«Главное, не прозевать подходящий момент, — думал Канэмору, — чтобы не уступить свои козыри кому-нибудь другому…»
Надо сказать, что об ордене «Пурпурное сердце» Канэмору втайне мечтал уже не один год — потому что, по его мнению, он безупречно исполнял все свои сложнейшие в его положении двойного резидента обязанности, но, несмотря на это, ничего кроме нескольких жалких тысчонок за некоторые, впрочем, весьма немаловажные сведения он до сих пор не получал. Прижимистое начальство до сих пор явно его недооценивало. Знай об этом его коллеги — разведчики, они сочли бы, чего доброго, его за этакого иисусика — бессребреника, бескорыстно и самоотверженно, из любви только к делу и только лишь в силу призвания возлагающего свой труд на алтарь отечества.