Если учесть, что по плану операции после прорыва кавалерийские корпуса должны были вдобавок форсировать Стоход и пересечь железную дорогу, то становится ясно, что 4-й и 5-й кавалерийские корпуса не могли выполнить задачи высшего командования просто потому, что не было пехоты, способной пробить хоть малую брешь для того, чтобы конница могла броситься в тыл противника. Начальник штаба Юго-Западного фронта ген. В.Н. Клембовский указывает даже, что «выбор Гилленшмидта был сделан лично Брусиловым, хотя начальник штаба фронта (то есть сам Клембовский. — Авт.), знакомый с деятельностью кавалерийской дивизии генерала Гилленшмидта во время наступления к Сану, докладывал, что на такую роль он не годится и надо назначить другое лицо, например генерала Володченко»[313].
Впрочем, качества ген. Я. Ф. фон Гилленшмидта как относительно крупного военачальника действительно были невысоки, что он и докажет во время наступления в середине июня, не сумев поддержать удавшиеся атаки пехоты севернее Ковеля. Тем не менее А.А. Брусилов не сменил Я.Ф. фон Гилленшмидта, отдав это на откуп армейского командования. Поэтому жалобы главкоюза задним числом тем более лишены основания. Кроме того, нельзя не отметить, что, невзирая на все свои недостатки, генерал Гилленшмидт являлся боевым офицером. Ген. П.Н. Краснов — непосредственный подчиненный Я. Г. фон Гилленшмидта — сообщает, что конкомкор-4 очень часто приезжал во вверенные ему соединения и со своим штабом «жил почти на самой позиции»[314]. Большинство командиров корпусов вообще не бывали на передовой, предпочитая командовать из глубокого тыла. Пример — штаб группы ген. П.С. Балуева в период проведения Нарочской наступательной операции марта 1916 года, располагавшийся в тридцати километрах от передовых окопов.
Конные массы нужны были на Луцком направлении, где для них открывался оперативный простор. Понятно, что выделение львиной доли кавалерии туда, где она не могла быть использована, означало, что враг сумеет спасти то, что сочтет наиболее первостепенным: артиллерию, которая станет костяком тыловой линии обороны. Отсутствие кавалерийского преследования потрясенных и деморализованных австрийцев позволило австро-германскому командованию удержать русских в тактической зоне прорыва. А так кавалерия группы Гилленшмидта по своему оперативному замыслу явилась последствием устарелой тактической идеи наполеоновской эпохи, когда кавалерия была орудием удара-прорыва, а не маневра-обхода.
Русские не сумели обеспечить тесное взаимодействие активных участков прорыва, разделенных позиционным фронтом. 23, 24, 26 мая русская конница пыталась пробиться к Ковелю через заросли колючей проволоки, уничтожение которых не было проведено ввиду отсутствия тяжелой артиллерии и недостаточного числа даже артиллерии легкой. Не желая зря терять людей, генерал Гилленшмидт в конце концов отказался от возобновления атак. То есть выполнять указания, на которых настаивал штаб фронта, не желавший перебросить конницу туда, где она действительно могла принести пользу: на луцкое или даже львовское направление в 11-ю армию. Участник войны пишет: «Необходимость в обученной, решительной кавалерийской массе особенно чувствовалась перед прорывом у Поставы — Нарочь в марте 1916 года, а затем в Брусиловском прорыве в мае — июне 1916 года. Но могучего кавалерийского резерва не было собрано в это время для набега в тыл противника»[315].
В свою очередь, пехота из новобранцев также не сумела ничего сделать. Конечно, войска, не имевшие боевого опыта, не сумели прорвать германскую оборону. Как писал германский военный теоретик К. фон дер Гольц, «качество войск должно отвечать методу вождения их»[316]. От молодых и малообученных войсковых масс, еще неопытных в ведении современной войны, нельзя ожидать особенно энергичных действий или молниеносных бросков. Их задача — упорная оборона, пока они не перекуются боевым опытом. Для расчистки оперативного простора кавалерии требовалось поставить на острие прорыва отборные части.