Крах черных гномов

Девушка вспыхнула, гневно вздернула голову, но неожиданно громко захохотала:

— Вы первый, кто сказал мне правду в глаза! — с любопытством стрельнула глазами и добавила: — Мне нравится ваша откровенность.

— А мне не нравится ваше приданое, — засмеялся Карл, — оно отягощает вас. Вы можете считать меня отъявленным нахалом, но в каждом, кто делает вам комплименты, вы, наверное, видите охотника за приданым…

— Вы шутите, мой мальчик! — не выдержала фрау Ирма.

— Я никогда еще не был так серьезен.

Эрнестина смотрела пристально на Карла, казалось, ее глаза остекленели.

— А вас не интересует приданое?

Кремер почувствовал подводный риф в этом вопросе. Но сбить его с толку было трудно.

— Нет, почему же, я серьезно отношусь к деньгам и считаю, что они делают жизнь приятнее, чем она есть на самом деле. Кроме того, я коммерсант, а лишние деньга никогда не мешали коммерции.

— Вы хотите сказать, что за определенную сумму пожертвовали бы своими убеждениями и…

Карл протестующе поднял руку.

— Я не говорил этого, фрейлейн.

— Однако…

— Вы не так поняли меня. Я считаю приданое приятной придачей, вернее, находкой. Однако только дураки рассчитывают на находки.

Эрнестина хотела что-то ответить, но подошли Шрикель и еще какой-то офицер.

— Сразу видно дамского угодника, — грубовато сказал гауптштурмфюрер. — Рехан открыл мне тайну. Оказывается, вы, герр Кремер, прекрасно играете в карты.

Карл пожал плечами:

— Фортуна — порой очень коварная женщина…

— Не составите ли нам компанию?

— Но…

— Не смею больше задерживать вас, герр Кремер, — высокопарно начала Эрнестина, но закончила совсем другим тоном: — Надеюсь, мы еще сможем продолжить беседу. Заходите ко мне без церемоний.

Карл поклонился.

Шрикель, когда они садились за стол, полушутя, полусерьезно заметила:

— Я далек от того, чтобы считать себя ясновидцем, но думаю: нашего молодого друга ждет большое будущее.

— Что вы имеете в виду? — спросил кто-то из партнеров.

— Фрейлейн Краузе просила Кремера запросто навещать ее.

— Оставьте, Шрикель, — недовольно сказал Карл. — Представьте себе, я наговорил фрейлейн массу резкостей…

На лице гауптштурмфюрера снова вспыхнула ослепительная улыбка, но маленькие глазки не смеялись.

— Смотря как подать резкости… — сказал неопределенно. — Иногда такая тактика быстрее дает результаты…

— Вы уже и тактиком меня считаете? — поморщился Карл.

— А разве это плохо?

— Тактика необходима всюду. — Карл взял карты. — Вы — мой партнер и, надеюсь, тоже неплохой тактик…

— Мы это определим, по собственным карманам, — не выдержал офицер, сидящий справа от Кремера.

Карл сделал ход. Исподлобья взглянул на Шрикеля. Безусловно, этот толстяк — опасный враг, следовало бы держаться от него подальше. Но это означало бы держаться дальше от флигеля за аллеей черных гномов. А для чего он здесь? Не для того же, чтобы флиртовать с дочкой миллионера и играть в карты с эсэсовцами!

Значит, нужно поближе сойтись с гауптштурмфюрером. Конечно, опасно, но и на фронте не безопасней. Карл на мгновение прикрыл глаза, представил неглубокую траншею, блиндаж под тремя накатами, сосредоточенные лица солдат в касках. Тяжелый снаряд поднял на воздух сосну, росшую на пригорке, заверещали осколки. Солдаты прижались к земле, и один не поднялся. Карл даже лицо его видел — молодое, безусое, искаженное болью.

— Ваш ход, коллега, — донеслось до него словно издалека. Открыл глаза: Шрикель склонился над картами, уткнув в них жирное красное лицо; партнер справа нетерпеливо дергал себя за пуговицу мундира.

— Ваш ход, — повторил, вытянув шею из тщательно отглаженного воротничка.

Карл небрежно бросил карту. Возвращение к действительности не обрадовало его, сердце зашлось, и где-то глубоко в груди не унималась тупая, ноющая боль.

* * *

Утром Эрлер почувствовал себя плохо: давал себя знать ревматизм, который штурмбанфюрер получил несколько лет назад — осложнение после гриппа. Даже накричал на ротенфюрера, который принес холодный чай, хотя этот недотепа божился, будто чайник только что закипел. Потом придрался к секретарше — почему не перепечатала срочные бумаги. Напрасно девчонка оправдывалась — мол, получила их только вчера вечером, — штурмбанфюрер перестал ее отчитывать лишь после того, как заметил слезы под густо накрашенными ресницами.

— Идите! — бросил сердито. — Сейчас потечет вся ваша красота!..

Эрлеру не хотелось даже обедать: сидел в кабинете и с раздражением смотрел на окна, по которым барабанил частый холодный дождь. Даже противно смотреть на такое безобразие — третий день без перерыва льет и льет…

Боже мой, как крутит суставы!

Дверь заскрипела, и в щель робко просунулся нос ротенфюрера.

— Ну, что там еще? — раздраженно крикнул Эрлер.

— Донесение гауптшарфюрера Мауке.

— Что же вы торчите в дверях? — заорал штурмбанфюрер. — Давайте его сюда!

Два густо исписанных листа бумаги. Эрлер протянул под столом ноги, откинулся на спинку кресла. Интересно, что нового у гауптшарфюрера?

«Штурмбанфюреру СС доктору Эрлеру», — машинально пробежал глазами первую строчку. Все это формалистика. Где же суть? Ага…