Половина правды состояла в том, что Нико прав. Вторая – более важная – в том, что Нико ошибался. Либби беспокоилась, это так, и она осторожничала, как обычно, однако сдерживал ее не страх провала и не тревога – не старая шизоидная привычка просчитывать все последствия. Это Эзра сказал, что миру настанет конец, но слова этого лжеца больше ничего не значили. Теперь, без него, Либби была вольна поступать, как захочет. Она сама об этом позаботилась. Но пророчество Эзры, его предупреждение сохранилось, а с ними и чувство, будто она зашла слишком далеко, ощутила, каково это, поистине всем управлять, и ей это, самой собой, не понравилось. Это не могло нравиться.
Чувство было иное, сродни убежденности. Словно бы она вплотную приблизилась к чему-то, за чем гналась. Без чего ей не будет покоя.
Либби чуть не врезалась в Гидеона, шедшего в читальный зал. При виде него сердце забилось чаще, появилось дурное предчувствие. Глупости какие, чего ей бояться Гидеона? Он, как всегда, вел себя мягко, в меру забавно. Хороший сосед. Он был знаком, дружелюбен, ничем не грозил, и все же…
– Что-то не так? – поинтересовался Гидеон, как-то странно глядя на Либби. Чувство было, будто он знает, о чем ее сны, видит, что у нее в голове, за плотной оболочкой, в раскаленном ядре.
Безжизненные глаза. Выброшенная в сторону неподвижная рука.
– Нет. – Либби покачала головой. – Просто… Варона. Ничего страшного, просто, – поспешила добавить она, – он…
– А. – Гидеон приятно и мудро улыбнулся. – В эти дни он демонстрирует свои лучшие манеры, поэтому всем немного не по себе.
– Точно. – Либби убрала за ухо прядку волос. – Что это? – спросила она, указав на бумаги в руках у Гидеона.
– Гм? – Он словно сам забыл, что несет. – О, ты не поверишь, но доступы в архивы хранятся на бумажных носителях. – Он взглянул на нее раздраженно и вместе с тем беспомощно. – Меня, конечно, определили сюда, чтобы я некоторое время не мозолил глаза вашему Обществу, – вслух продолжил размышлять он, – но работа, которую все-таки приходится выполнять, поражает своей приземленностью.
– Это не… – «…мое Общество» чуть было не вырвалось у Либби, однако она поняла Гидеона. Либби испытывала к библиотеке некие собственнические чувства, поэтому его присутствие казалось слегка неуместным. Он напоминал симпатичное, но чужеродное растение.
Типа того же палисандра в Лос-Анджелесе. Либби вздрогнула.
– Понимаю, раздражает, наверное, – сказала она. – Ты прошел какую-нибудь подготовку?
Гидеон помотал головой.
– Нет, я просто получаю служебные записки. Кажется, я переоценивал коварную природу Иллюминатов.
– Хм?
– Это я так, шучу. – Он снова ободряюще улыбнулся, а потом, подумав, добавил: – Кстати, не знаю, в курсе ли ты, но, м-м, твой мобильник… его… Кто-то общался с твоими родителями. Я… – Он резко умолк, а у Либби пересохло во рту. – Я давно собирался сказать, просто подходящего момента не было. Но тут подумал, что если стану тянуть дольше…
Либби сообразила, что теперь ее очередь говорить.
– Нет, я… спасибо. Спасибо тебе, Гидеон, хорошо… что ты рассказал. Не знаешь, хотя бы примерно, где сейчас может быть мой мобильник?
Безжизненные глаза. Ноги, вытянутые на полу кабинета. Либби Роудс, прежняя и новая, обходит неподвижное тело.
Гидеон смотрел на нее так, будто ответ известен им обоим.
– Нет, – сказал он. – Ну ладно, – добавил потом, указывая на бумаги у себя в руках, – мне пора. Так что…
– Эй, Сэндмен, вот ты где, – раздался с другого конца коридора голос Нико, и Либби быстро развернулась, убегая в противоположном направлении, вверх по лестнице.
Там свернула направо (к чему уже привыкла), вошла в гостиную и, чувствуя, как заходится сердце, закрыла за собой дверь.
– Роудс, это ты?
Она медленно выдохнула, сделав небольшую паузу на секунду-другую.
– Да, это я.
– Дай минутку, – отозвался Тристан, и она молча кивнула.
Либби заметила, как в спальне мелькает и скользит по штабелям поселившихся у окна книг его тень. В открытые створки проникал солнечный свет, а с утренним ветерком влетали дурманящие и соблазнительные ароматы роз из сада.
Либби прошла в комнату. Тристан в это время рылся в гардеробе в поисках свежей рубашки, а при виде Либби чуть нахмурился. Однако стоило ей молча сделать еще шаг, как единственная складка тревоги на лбу преобразилась в нечто иное. Тристан развернулся. Она подошла совсем близко, сердце в груди грохотало громко и недвусмысленно, будто спрашивая или, может быть, напевая: вот оно, вот оно, вот оно… Либби скользнула пальцами по его груди, по знакомому шраму. Будто проследовала давно проторенной дорожкой.
Тристан нежно взял ее под локти. Отчетливый запах его лосьона после бриться напоминал о чистоте и опрятности, словно ничего не изменилось. Словно каждый день для него начинался одинаково, даже несмотря на разделявшее их когда-то время и расстояние.