Крах Атласа

Ведь правда, она такова: однажды Париса убила себя при помощи Каллума, а чего она потом никому не сказала, так это того, что она запомнила прыжок, как зависла на грани, предвкушая близкое избавление… которое не наступило. Никакого блаженства, никакого экстаза, никакого пика не было. Только падение, а в самом конце – ничего. Может, у нее и не было цели, может, так и надо. Может, у Парисы остались только гнев да страх, – не самое приятное в жизни, но все же, – и пусть, когда она окончательно поседеет, то превратится в высушенный клубок разочарования и боли, дешевкой она из-за этого не становится.

Может, ее целью и было выживание, что ни хера не легко, и этого, наверное, достаточно.

Париса бежала, бросив телефон, бумажник и, сука, мать их, туфли. Она бежала, запинаясь, стирая ноги, терпя ослепляющую боль. Лишь с опозданием она поняла, что видеть ей мешают слезы, и тогда же осознала, что бежать некуда. Вряд ли Далтон кинется в погоню. Он хотел лишь одного, а у Парисы сейчас совсем не осталось сил на борьбу с ним, на спасение мира. Да мог ли он вообще погибнуть? Нет. Мир будет жить. Для Парисы жизнь оканчивалась ежедневно: она умирала по кусочку за раз; надежду украли, похитили покой, а мир как вращался, так и вращается. Да умри они все шестеро хоть завтра, орбита планеты не изменится. Спросите у любого из растений Рэйны.

Где черти носят Атласа Блэйкли? Париса приближалась к остановке, пламя в груди так и полыхало; чувствовалась опасность, постоянно и отовсюду. В эти дни за ней везде кто-то да следовал тенью. На этот раз не полицейский – медит; в этом Париса не сомневалась, уловив гудение телепатической защиты. Киллер приоткрыл полу пиджака, и Париса заметила нечто новое: логотип на корпусе пистолета. Разум убийцы был необычен, а следовательно, необычным было и оружие. Что там? Инициал? Буква «У»?

Неважно. Всегда будет кто-то, и он принесет с собой что-то. Собрав капли сил, Париса убрала киллера прочь с пути.

«С тебя причиталось больше, – зло обратилась она в мыслях к Атласу. Она должна была остановиться, оставить ложь. Два года вблизи всех мистических знаний мира, но она так и не узнала, как жить. – Ты обещал мне большее, и я, дура такая, поверила. Ты не спрашивал, хочу ли я обрести смысл, потому что и так знал, должен был знать, что мой ответ – еще бы».

Париса утерла глаза и рассмеялась, глядя на ладонь в черных разводах. Люди кругом гадали, не спятила ли она, может, вызвать полицию, не нужна ли этой женщине помощь, а может, она сумасшедшая… И тогда Париса, ощутив крохотную вспышку истерии, осознала, что при всем при этом минимум четверо пялятся на ее грудь. Вот вам и человечество! С какой стати думать о нем, с какой стати она вообще о нем думала? Что такого дал ей мир?

Стоит ли париться из-за того, что Далтон поглотит всех людей и выстроит на их останках вселенную, руководствуясь собственным, извращенным пониманием цели? Стоит ли париться из-за того, что Рэйна убежденно пытается подчинить мир своей воле? Какой смысл дергаться? Куда-то идти? Что-то делать? Пытаться быть кем-то в оставшееся время, которое утекает – тик-так, тик-так, тик-так, – будто на часах в сердце Тристана, на дисплее последнего отсчета до разрушения, которое Париса мельком увидала в голове Либби Роудс? Вот еще секунда миновала, потом еще одна. Саднящие ноги ступают по мостовой, шаги неверные, но надо идти, просто идти. Дальше. Дальше.

Вперед.

Станет ли кто-то слушать ее? Нет, да, может быть. Впрочем, она не совсем одна. По меньшей мере один человек бросил ей спасательный круг, так что ладно. Ладно. Будет больно, стыдно, и кое-кто, возможно, потом решит весь остаток жизни попрекать ее этим, но она проглотит гордость, а боль… боль пройдет.

Вот-вот, это оно, то самое хроническое состояние – последний смысл жизни Парисы, а вовсе не тайное общество, не древняя библиотека, не эксперимент, на планирование которого ушло двадцать лет. Это подъем каждое сраное утро и решимость тянуть дальше. Крохотное, незатейливое, бесподобное чудо – дожить до конца очередного чертова дня. Знание того, что жизнь подла и взыскательна. Что она жестока и проклята; строптива и драгоценна. Она постоянно заканчивалась, но давалась просто так, без заслуг.

Дрожа, Париса вспоминала, что увидела в памяти Либби посреди обломков прошлого; одну особенную вещь, которую Либби не хотела показывать. Кровь на полу кабинета. Ладно, выходит, она кого-то убила, но этого следовало ожидать. Париса тоже убивала, не раз, однако там было что-то еще, нечто более конкретное в царстве мыслей об Атласе Блэйкли. Нечто свежее, знание, которым Либби не поделилась.

Разумеется, Атлас Блэйкли. Даже у Хранителя была история, момент появления, место, с которого для него все началось. Если уж он не станет гоняться за ней, она сама погонится за ним. Вот он, импульс. Маршрут или, на худой конец, направление. Следующий шаг, который Париса сделает, если решит продолжать.

«Ну ладно, – подумала она, пытаясь сориентироваться. – Хорошо».

И пошла дальше, скрываясь в ночи.

Каллум

T

Суббота, 12 ноября

21:27