— Первые локализованные вирусные поражения были зарегистрированы в 2018 году. Четыре года — не слишком большой срок по человеческим меркам, но для поколений вируса он равнозначен нескольким столетиям. Вирус Келлис-Эмберли реплицировал. Распространялся. Изменялся. Я хочу сказать, что первые инфицированные не проявляли склонности к тому, чтобы собираться в толпы. Подобный феномен возник через два года. И это не была адаптация со стороны инфицированных. Наоборот — все дело было в субштаммах вируса. Они руководили зараженными людьми. На тот момент нам удалось выявить способность вызывать инстинкт стаи у шести из пятнадцати штаммов Келлис-Эмберли. Девять штаммов оставались на прежнем уровне. Десять лет спустя мы сумели выделить только два штамма вируса, не вызывавших инстинкт заражения и поедания здоровых людей. То есть за исключением тех штаммов, которые хранились у нас в морозильных установках. — Келли растерялась, на секунду ее плечи напряглись. А потом она, видимо, приняла для себя очень трудное решение и продолжала: — Мы провели эксперименты с перекрестным инфицированием. Когда я говорю «мы», я имею в виду ученых, работавших в ЦКЗ и Армейском центре изучения инфекционных заболеваний. Я не работала с… Я не участвовала в этом проекте. — Келли подняла голову, в отчаянии надеялась на сочувствие с нашей стороны. — Я этим не занималась.
— Тогда уволился доктор Шоджи, — вмешалась доктор Эбби. — Он терпел, сколько мог, но эксперименты ЦКЗ стали последней каплей. — Она говорила спокойно и деловито. — Желаете побеседовать о перекрестном инфицировании? В чем именно заключались исследования ЦКЗ? Уверена, окружающим не терпится узнать кровавые подробности.
Келли сделала глубокий вдох и потупилась.
— Они… набирали добровольцев…
— Заключенных, — уточнила доктор Эбби.
— Они соглашались добровольно, — упрямо возразила Конноли. — У них не было никаких шансов пересмотра приговора и шансов на освобождение, а исследования с участием людей имеют… занимают давнее и почетное место в медицинской науке. Порой только таким путем и можно
— И сколько жизней вы сохранили теперь? — осведомилась доктор Эбби.
— И что именно вы
Келли предпочла ответить на его вопрос. Она произнесла:
— Ряду заключенных, чей вирусный профиль удовлетворял критериям исследования, был предложен выбор. Мы вводим им потенциальную вакцину, и если они останутся в живых, то будут включены в программу защиты свидетелей. Они получат документы на новое имя и могут все начать заново.
— Если бы они выжили, — подчеркнул Аларих.
Келли вздрогнула.
— Давай, принцесса, — поторопила Бекс. — Рассказ еще не окончен. Как насчет продолжения?
— Добровольцам вводили сыворотку, содержащую деактивированные частицы штамма вируса противоположного типа. Согласно теории, один штамм мог уничтожить другой. При самом лучшем раскладе штаммы могли уничтожить друг друга, и тогда мы наконец обрели бы лекарство от болезни Келлис-Эмберли. При худшем…
Голос Келли сорвался.
Стало ясно, что она уже не в силах говорить. Эстафету приняла доктор Эбби.
— В ЦКЗ сработал именно этот расклад. Как только два штамма встретились, началась спонтанная активация вирусного процесса у всех «добровольцев». И появился новый штамм — тот самый, который усиливал инстинкт стаи у инфицированных. Словом, эксперимент с треском провалился. Но неудачу, как и прочие фиаско, они предпочли спрятать подальше от чужих глаз.
— А что нам было делать? — прохрипела Келли, вскинула голову и уставилась на доктора Эбби, сузив глаза. — Вас бы устроило, чтобы мы сидели сложа руки и смотрели, как вирус делает свое дело? Мы
— Но, к сожалению, все это — напрасные мечты.
Мы разом обернулись на голос Мегги. Она сидела на полу рядом с Джо, положив руку ему на спину. Вид у Мегги был безмятежный, хотя она устроилась возле зверя, который мог запросто оттяпать ей голову.
— Надо мной некоторые посмеиваются — ведь я смотрю слишком много ужастиков. Но они познавательны, особенно если знаешь, на что следует обращать внимание. Они рассказывают о разных социальных тенденциях и о том, чего люди боятся больше всего на свете. Пока не наступило Пробуждение, мы могли испытывать страх. Это здорово показано в фильмах. Теперь ничего подобного и в помине нет.
Келли фыркнула:
— Их вообще перестали снимать.
— Отнюдь, — возразила Мегги. — Сейчас любое кино — ужастик.