Край земли. Затерянный рай

Чаще всего они купались в Авачинской бухте и тратили оставшиеся после щедрой на снег зимы запасы пресной воды на ополаскивание, смывая с себя морскую соль. Но сейчас купание в бухте – совсем не то, чего хотелось Оливии. Грязь, поднятая цунами, еще не улеглась, и вода все еще мутная. Много мусора еще не унесли отливы в Тихий океан. К счастью, на территориях казарм еще до войны находилось достаточно различных емкостей, чтобы после зимы запастись значительным количеством пресной воды для хозяйственных нужд. Этого количества хватало до следующей зимы. Благо дожди на Камчатке были нередки. Хоть и скоротечны, но обильны. Это позволяло немного восполнять запасы в летний период. С годами даруемая небом влага перестала быть опасной для людей. Во всяком случае, здесь, на краю земли.

Никто не стал возражать, когда Оливия решила принять ванну, используя эту воду. Сама ванна имелась в их казарме, на верхнем этаже. Антонио растопил печь, и Михаил приготовил дрова. Теперь оставалось только греть на печи воду в больших ведрах.

Приготовив достаточное количество дров из поваленных в округе недавней стихией деревьев, Михаил вернулся к работе над своей машиной. Впрочем, работа практически была закончена. Все, чего не хватало, он установил, демонтировав с машины, «подаренной» ему Цоем. Но Крашенинников столько лет посвятил этому УАЗу, что теперь просто не верится в достижение цели. Михаил раз за разом проверял и перепроверял, все ли узлы и агрегаты стоят на своих местах. И каждый раз, убеждаясь в том, что все на месте, он вдруг вбивал себе в голову мысль, что все-таки пропустил что-то, и все начиналось сначала. Такое поведение можно было назвать иррациональным. Но, с другой стороны, таким нехитрым способом он отгонял от себя грустную мысль, что ни машинного масла, ни топлива у него нет, а значит, проверить работоспособность автомобиля сейчас невозможно. Какое-то время он смотрел на заднюю часть машины, у которой отсутствовали задние двери. Они имелись у той, в лесу. И, наверное, стоило их демонтировать и установить сюда, раз уж имелась безумная мысль зимой попробовать на этой «буханке» преодолеть путь до Чукотки и пересечь Берингов пролив по льду. Но все-таки это потом. Сейчас самое важное – это ходовая часть. Все должно быть на месте. И следует это проверить еще один раз.

Устав, наконец, Крашенинников уселся на порог отсутствующих задних дверей машины и, тяжело вздохнув, уставился в небо. Погода была сегодня особенно теплой и солнечной, но совладать с пасмурными мыслями она не могла. С тем же упорством, что и при сборке и проверке своей машины, Крашенинников теперь думал о том, что можно предложить приморскому квартету за масло и топливо, которое, он точно знал, у них имелось.

Ответа он так и не находил.

– Эй, Миша, – послышался голос Антонио, направлявшегося в его сторону.

– Что? – устало вздохнул Крашенинников, прикрыв глаза.

– Ты закончил работу?

– Похоже на то…

– Давай свою одежду. Пока есть горячая вода, я постираю. Да и самому тебе помыться не помешает. Чумазый весь.

– Мне что, голым тут по двору бегать теперь?

– Дай хотя бы рубашку и майку. Чтоб достирать все остальное, потом не так много воды нагреть потребуется.

– Ладно…

Михаил ленивыми движениями стянул с себя одежду и передал другу. Затем проводил уходящего Антонио взглядом, все еще думая о том, что можно предложить приморцам за топливо и масло для машины. В своих раздумьях он не заметил, как в окне третьего этажа показалась одетая в халат Оливия. Она посмотрела на него сверху, улыбнулась и уселась на подоконник, свесив наружу ноги и хлопая босыми ступнями по мрачному серому бетону стены казармы.

– Какой вызывающе-эротический вид я наблюдаю, – томно протянула она.

– Что? – выйдя из раздумий, Михаил поднял взгляд на нее.

– Утомленный трудом и перепачканный мужчина с голым торсом и вспотевший к тому же. Это, знаешь ли, заводит.

Крашенинников устало засмеялся:

– Ага. Просто кино про гладиаторов.

– Не хочешь подняться? Я тебя искупаю. Заодно сделаю расслабляющий массаж.

Говорила она это таким голосом, что способна была уговорить и со скалы прыгнуть.

– Боюсь, купанием и массажем все не ограничится, – усмехнулся Крашенинников.

– Боишься?! – изобразила возмущение Оливия. – Милый, я ведь не кусаюсь. Ну, разве что немножко.

– Ладно, Оля. Я пойду, принесу еще глину, чтоб и нам хватило, и Антону, и на стирку тоже.

Крашенинников кивнул и отправился на склон сопки.

Провожая его взглядом, Собески лишь покачала головой и разочарованно вздохнула:

– Мда, Миша. Былую чуткость ты совсем растерял…