Край забытых богов[СИ]

— Предложение–то еще в силе? — и улыбается столь коварно, что попросту не выдерживаю. Нагибаюсь, набирая полную горсть снега, и засовываю «подарочек» прямо в вырез его рубахи. А ну и что, что ему не холодно, зато… мокро. Будет.

— Ах ты… — он выдергивает подол, чтобы вытряхнуть снег, а я убегаю прочь, не дожидаясь его страшной мести. И он бежит за мной, босиком по белому снегу, и легкая его рубаха полощется на ветру, и волосы развиваются за спиной. И я смеюсь, и он тоже хохочет, и тут я замечаю, что ноги–то у кого–то совсем в снег не проваливаются.

— А ты жульничаешь! — кричу ему. — На полеты уговора не было!

— А снегом кидаться — был?

— Был!

— Ты сказала, — и вокруг меня вздымается маленький снежный вихрь, кидая снежинки в лицо, в рукава, в воротник.

— Все, все, сдаюсь, — я поднимаю руки, пытаясь защитить лицо, но куда там. Влекомые ветром снежинки вездесущи. Зажмуриваюсь, и пропускаю момент, когда он оказывается рядом. Подхватывает меня на руки и несет, словно ветер снежинку, уже даже не притворяясь, будто идет по земле. Просто парит над ней — веселый, беззаботный. Ветер…

Чуть позже, сидя с Лоурэлом на полу у камина, и пытаясь отогреть безнадежно замерзшие пальцы на руках и ногах, я вновь и вновь размышляю о том, куда так тянет меня по ночам.

— Лоу!

— Да-а? — он сидит за моей спиной и тихонько спускает шаль с моих плеч. Нарочито медленно, стараясь не коснуться пальцами моей кожи. Только ткань скользит — тихонько, по миллиметру. И от одного только ожидания, чтоб он ее, наконец, снял, я уже покрываюсь мурашками. — Все еще мерзнешь?

— Почти что нет, — я чувствую, что он играет, провоцируя на эмоции, он не забыл предложения, которым не смог вчера воспользоваться. А я ведусь на его игру, и сердце мучительно замирает: остановится? Продолжит? Компенсирует упущенные вчера возможности? Или сделает вид, что и не было ничего? — Я хотела спросить…

— Спроси-и, — шаль соскальзывает, и его дыхание обжигает кожу. Он, едва касаясь, целует в основание шеи.

— Когда ты видел Анхена…

— Недавно, — все так же едва слышно выдыхает он мне в шею, хотя это был еще не вопрос. Его губы вновь невесомо касаются шеи, затем скользят по открытой части плеча. У этого платья вырез широкий…

— Ты не видел у него такой маленькой костяной птички?

— Видел, — молния на спине тихонечко едет вниз. Немного, всего до лопаток. А его пальцы, легко скользя по коже, полностью обнажают мне плечи.

— Эй, ты меня заморозишь!

— Правда? — его губы касаются одного плеча, потом другого, — я умею согревать не хуже огня, мне казалось, ты знаешь.

— Расскажи мне, — сосредотачиваться удается все хуже, и ведь он это чувствует.

— Как согревать замерзших в снегу девочек? — его пальцы вырисовывают на моих плечах замысловатые узоры. Порою к пальцам присоединяются и губы. — Я лучше покажу.

— Покажешь. Погоди, я так забуду, что спросить хотела!

— Забудь, — шепчет на ушко этот искуситель, — разве я против? — его язык скользит вдоль позвоночника до того места, где остановилась молния. Он отгибает расстегнутые края платья и целует лопатки — сначала одну, потом вторую. — Мне нравятся девочки, теряющие в моих руках голову.

— Мне казалось… ты больше интересуешься другими частями тела. Зачем тебе их голова?

— Их — ни к чему, — его пальцы забираются мне в волосы, скользя снизу вверх, медленно, невесомо. И я чувствую каждый волосок, как он приподнимается у корней, и опадает, отпущенный на свободу.

— Лоу…

— Да, моя радость, — его пальцы касаются висков, обводят лицо по краю, ласкают шею.

— Погоди, скажи мне, — я разворачиваюсь, кладу руки ему на плечи, заставляя его чуть отстраниться.

— За поцелуй — все тайны вселенной, — мурлычет этот неисправимый.

— Сначала тайны.

— Не-е, сначала поцелуй, — и он тянется ко мне, все так же медленно, но так же неотступно.

— Он носит ее на шнурке? — кладу пальцы ему на губы, удерживая от поцелуя. — На шее, как медальон?

— Кого? — интересуется, поцеловав мне пальцы.

— Птичку. Ты сказал, ты видел у Анхену птичку.

— Птичку, — он вздыхает. Возвращает на место плечики от платья, застегивает молнию. — И вот что ты у меня за ребенок? То жалуешься, что тебя не соблазняют, то боишься, что все–таки соблазнят.

— Я не боюсь, я просто понять хочу, — поудобней устраиваюсь в кольце его рук и пытаюсь объяснить. — Понимаешь, эту птичку я нашла, а потом…

— Ты ее нашла? — перебивает он весьма удивленно. — То–то он мне место показать не может, только отмахивается! А я еще понять не могу, что он в нее так вцепился, ему ж все эти человеческие древности — как пыль под ногами. Прошу подарить — ни в какую! Хорошо, хоть место покажи, где именно нашел. И ведь тоже нет! Где–то.

— Да он не знает точно, я ее одна нашла. Я ж рассказывала, мы поссорились, я убежала. А там молнией дерево повалило, и в корнях — она.

— Про молнию рассказывала, а вот про птичку впервые слышу.

— Ой, да не важно. Он в самом деле ее носит? И я не поняла, тебе–то она зачем?