— Как сумела бы я быть рядом — без восторгов? А теперь — что осталось в тебе, кроме этой жажды карать и разрушать? Ты идешь по земле — как смерч! По своей земле, по земле, которую вы объявили своей. Что осталось в тебе, кроме ненависти?
— Мне казалось — любовь к тебе. Или это — не в счет?
— Любовь созидает, Анхен. А ты — только рушишь. Все вокруг, все, к чему прикоснешься. Разве это любовь? Разве из любви ко мне ты пытался заставить меня принять участие в убийстве человека, мне подобного? Ты ведь знал, ты не мог забыть. После убийства Елены я месяц боролась с безумием, я была на грани, меня в больницу пытались уложить. А сейчас? Вот ты говоришь, ты знаешь свои пределы. Я свои тоже знаю, Анхен. Второй раз я не выдержу, сойду с ума. Мне очень не хочется, а тебе? Я точно нужна тебе безумной?
— Я же сказал, я сорвался, Лара, — нервно поджимает губы. — Мне стало плохо, повело меня, сколько можно!
— Ты повторил, когда взял себя в руки. И наказал за отказ. Прости, но я не верю в твою любовь. Любимых — не карают, Анхен. С ними спорят, не соглашаются, их убеждают — но не карают!
— Я не карал, я…
— Ты шел сюда убивать! Убивать и демонстрировать мне трупы! И сваливать вину за их смерть — на меня! Конечно, тебя обидели, зачем тебе сдерживаться! Проще уничтожить весь мир, и объявить виноватой в своих подвигах собственную рабыню! Зачем ты убил музыканта? За что? Он даже не стрелял!
— Он мне мешал.
— Чем? Песенками?
Морщится.
— Он организовал вооруженное сопротивление. Поддерживал их боевой дух. И он не музыкант. Он их коэр. Духовный лидер. Они называют — шаман.
— И что в твоих планах дальше? После того, как наберешь себе еды? Сожжешь поселок? За организацию вооруженного сопротивления? Да что осталось в тебе, кроме ненависти, Анхен?! Ты же весь мир теперь ненавидишь! Всех!
— А что осталось мне, кроме ненависти, Лар? Что у меня еще осталось? У меня был мир. Дом, родные. Все развеялось в пыль. У меня была страна, которую я создавал, собирая по камушку, собирая вместе с ней по камушку — себя прежнего, почти эльвина. У меня ее отняли. Но ведь дело даже не в этом. Я знаю Владыку, он остынет, одумается, и я все верну. Вот только не факт, что уже захочу. Потому, что
— А может, беда, что учитель двуличен? Сам ты действуешь сейчас — ровно так же.
— Ты последнее, что у меня осталось, Лара, — я все же пробила его броню. Он все же заговорил — о том, что на самом деле болело. — Единственное, что у меня осталось. Но все, что я делаю для тебя, все, что когда–либо делал, оборачивается злом. У меня есть сила. Богатство, власть. Я второй человек в государстве. Но для тебя — обычной человеческой девчонки — я не могу сделать ни–че–го! Любая моя попытка, любой мой шаг, только ломают все, больше и больше… И ты спрашиваешь, откуда во мне столько ненависти? Почему я готов уничтожить весь мир? Потому, что больше я не могу ничего. Все становится пеплом. Оседает меж пальцами. Мне ночами снится, что я тяну и тяну тебя из той Бездны, но мы так глубоко, что и неба уже не видно. И все то время, что, как я думал, мы летели вверх, мы падали вниз. Я ослеп, я ошибся, я летел не туда…
Это горько, но это правда. Мы падаем вместе, мы разбиваемся. Разбиваем друг друга.
— Может, больше не надо — тянуть? Если я во всем виновата, если сильный и гордый авэнэ сломался из–за меня, брось, Анхен. Просто брось меня, и взлетай. Ты поймешь, здесь нет никакой любви. Ты просто привык во всем и всегда добиваться своего. Тебя так научили. Принцам, наверное, это нужно. А со мной не выходит. И ты злишься, и все пытаешься… И это желание добиться успеха перепутал с любовью. Так бывает. Мы все ошибаемся. И глупые люди. И Великие и Мудрые вампиры… Мне вот тоже казалось, что люблю…
— А больше не кажется? — нет надменности в голосе. Нет насмешки. Вопрос. Вопрос того, кто не сомневается уже в ответе.
— Больше нет. Просто я от тебя завишу. Ты сильный, знающий, вечно меня спасаешь. Но твои идеалы — не мои. Твои мечты мне чудовищны. Стиль жизни, который ты пытаешься мне навязать, для меня неприемлем. И сколько бы я не закрывала глаза, мне от этого не сбежать.
— Ты просто не хочешь пытаться! — ну, снова заново.
— А давай съедим Лоу, Анхен? — он аж поперхнулся от неожиданности. Что, с этого угла проблему не рассматривал? — Ну, ты мяса не ешь, так ты мне просто поможешь порезать. Ну, крови можешь глотнуть. А с мясом я уж сама. Ну, а что, люди ж всеядные. Себе подобных едят, так чего ж и вампиром не перекусить? Только чур, сначала поджарим, я сырое не очень.
— Прекрати нести бред! Ты и курицу съесть не можешь.
— Не могу. А рыбу вот… получается. Так может, вампиры — они где–то примерно как рыбы? И получится, вот только потренируюсь.