— Уходим! Укрываемся за «мерседесом»! Подберите этого!
Святов ловко подхватил очнувшегося Петровского под руки, потащил его за собой. Через мгновение мы были уже в укрытии.
Что было дальше, я не очень хорошо помню. Я пребывал почти в состоянии аффекта, крепко сжимал Аню и стеклянными глазами смотрел на нашего бедного челябинского железного коня, которому суждено было пасть смертью храбрых. И он пал уже через несколько секунд. Многотонный состав с шипением и металлическим скрежетом выехал на переезд, ударил автомобиль и потащил его перед собой. Через десяток метров машина завалилась на бок и стала разваливаться. Думаю, если бы по какой-то нелепой причине я остался внутри, сейчас мог бы распевать любимую «Is This The World We Created?» вместе с Фредди Меркьюри.
«И это мир, который мы создали?»
Поезд, разумеется, встал. Я вам честно скажу, что не знаю, как это получилось — я ничего не рассчитывал, не подгадывал и вообще действовал наугад — но у переезда остановился последний вагон. Точнее, до него было всего несколько шагов.
— Так, — сказал я, — теперь важно понять, сколько у нас времени. Им ведь нужно будет разгрести путь, а для этого вызвать специальные службы, полицию и все такое. Или что?
— Черт его знает, — пожал плечами Святов. Он ткнул кулаком в бок Петровского, которого крепко держал под руку. — Ты что скажешь?
— Ничего, — буркнул тот, — сами колдуйте.
Мы вышли на рельсы и направились к последнему вагону. Я отметил, что из поезда никто не вышел, ни одна дверь не открылась, ни одна проводница не высунулась наружу. Состав замер. Он вообще существует, или это всего лишь плод нашего воображения?
— Круто, правда? — хмыкнул Петровский, будто услышав мои мысли. — Пришелец из преисподней.
Вскоре мы выстроились перед торцевой дверью последнего вагона.
— Что теперь? — спросил Павел. — Она ведь может быть закрыта. Нам постучаться?
Я вспомнил свою попытку уехать, предпринятую в прошлую субботу. Я тогда спокойно вошел в вагон, и проводница не только не спросила у меня билет, она даже не заметила моего присутствия.
— Импровизируем!
Я уперся руками в металлические элементы сцепки.
— Ребята, подтолкните.
Павел уперся ладонями мне в зад.
— Держи нежнее!
Он подбросил меня вверх, и я запрыгнул на узкую площадку, неуклюже балансируя. Толкнул дверь.
Она открылась. Я нисколько не удивился.
Петровский плюнул с досады.
Я не спешил спрыгивать. Аня смотрела на меня с тоской. Она уже смирилась с моим отъездом и с тем, что я уже больше не вернусь. Это был очень тяжелый взгляд.
Я спрыгнул вниз.
— Ну все, ребята, давайте прощаться. Кто первый?
Первым вызвался Костя. Сначала он закинул в тамбур свою сумку, потом обнялся поочередно с каждым из нас.
— Веселое было время, — сказал он. Кажется, ему тоже не хотелось расставаться.
— Только не рассказывай никому, — сказал Павел, — а то в дурку упрячут.
Мы помогли ему запрыгнуть наверх. Смущенно махнув рукой на прощание, он скрылся в тамбуре.
— Теперь мы, — сказал Святов, не выпускавший из своих цепких ментовских объятий не только Петровского, но и свой черный пакет. Павлу он крепко пожал руку, Аню слегка приобнял, насколько позволяло наличие балласта. — Приятно было с вами познакомиться, ребятки. Может, еще свидимся… если вдруг теория нашего Косого окажется ошибочной.
Мы рассмеялись.
Николай поручил Петровского мне, а сам ловко и без посторонней помощи, будто не лежал с сотрясением мозга в больнице, запрыгнул в тамбур. Очутившись наверху, он протянул вниз руку.
— Давай ко мне, технолог! И без глупостей, а то ребра переломаю!
Мы не без проблем закинули наверх Петровского. Он еще из принципа продолжал сопротивляться, брыкался, ругался сквозь зубы, но удача окончательно отвернулась от него.
— Отправляйся в ад! — не меняя выражения лица, пошутил Павел.
— Только ключи от «мерина» отдай! — добавил я. — Отгоню к твоему офису в целости и сохранности. Кстати, Пахомову от тебя привет передать?
Он что-то буркнул в ответ, но ключи сбросил.
Мы остались внизу втроем — я, Аня и Паша. Пора было прощаться.
Не припомню, чтобы я испытывал в своей жизни что-то подобное. Никакой переезд из города в город на ПМЖ, никакая долгосрочная командировка в чужую страну, никакая отправка в армию не могли сравниться с тем, что происходило сейчас.
— Ты как? — спросил я у Павла. — Не надумал?
— Не-а. Если бы ты видел, какие я сегодня приготовил на обед вареники, ты бы меня не упрашивал.
Аня прижалась к моему плечу щекой.
— Сережа…
— Да, милая?
В ее глазах стояли слезы
— Я, наверно, сказала бы тебе позже, но придется сейчас… Кажется, я люблю тебя.
Я поцеловал ее руку.
— Успеешь еще.
Святов все еще стоял наверху. Я вынул из кармана конверт, протянул ему. Это было письмо, которое я писал прошлой ночью. Рука чуть не отсохла — так много всего написал.
— Коля, перешли моим в Москву, как приедешь домой. Адрес на конверте.
— Хорошо. Вы давайте идите, а то я сейчас разрыдаюсь.