Край, куда не дойдёшь, не доедешь

Было невозможно перебраться через кровать тетки, не подняв шума на весь дом. Гаспар вернулся в ванную, со вздохом признав, что ему вряд ли удастся как-либо связаться с юным узником. Однако ложиться он не стал и сел на раскладную кровать, упершись локтями в колени и опустив голову на руки. Он чувствовал почему-то, что спать ему нельзя, хотя был уверен, что до утра ничего не произойдет. Тщетно прислушивался Гаспар к малейшим шорохам в гостинице. Никаких признаков присутствия светловолосого мальчика он так и не уловил. Это было все равно что пытаться различить плеск моря или чью-то песню на другом краю света. Этаж, отделявший его от мальчика, был для Гаспара так же непреодолим, как расстояние в десять тысяч километров, а через потолок и стены не проникало ни звука.

Прошел, может быть, час, и сон — как это часто случается, когда мы твердо решаем не спать, — все же начал одолевать Гаспара. Голова его, бессильно упав, стукнулась о толстую отопительную трубу, протянувшуюся по стене сверху вниз. Гаспар, вздрогнув, выпрямился, но каждые десять секунд голова вновь и вновь ударялась о трубу; тогда он решил, что, может быть, не уснет, если будет стоять.

Поднимаясь, Гаспар оперся о трубу рукой и вдруг почувствовал, что она чуть подрагивает под его ладонью. Мальчик прижался к трубе ухом и

услышал негромкие равномерные удары. “Что, если это он?” — подумал Гаспар. Удары прекратились; он достал из кармана завалявшийся там ключ, постучал по трубе и через некоторое время услышал ответ. Понять ничего не понял, но все же это был ответ. Гаспар поскреб ключом по трубе: почти тотчас он услышал в ответ такой же звук. И понял, что надо делать.

Он снова спустился на первый этаж. Повар уже ушел спать, горничная тоже, опасности больше не было. Гаспар порылся на дне одного из шкафов и вскоре вернулся в ванную с большим гаечным ключом.

Трубы в гостинице шли прямо от двадцать пятого номера, рядом с которым был установлен бак с водой. По счастью, в ванной комнате две трубы в силу чисто технических причин, которые не имеет смысла здесь объяснять, соединялись гайкой. Гаспару не потребовалось и пяти минут, чтобы отвинтить гайку и высвободить конец верхней трубы, после чего, потянув изо всех сил, он сумел отодвинуть трубу от стены настолько, чтобы можно было приникнуть к отверстию ртом или ухом.

— Ты меня слышишь? — прошептал он в трубу.

Гаспару пришлось звать несколько раз. Говорить громче он не осмеливался. Габриэль Берлико, устроившаяся на ночь в коридоре, вряд ли могла что-нибудь услышать, но Гаспару было так страшно: вдруг что-нибудь случится, и он упустит единственный шанс поговорить с мальчиком, — что он выдыхал слова едва слышно. Наконец ему удалось совладать со своим голосом, и, прижавшись к отверстию ухом, он услышал долгожданный ответ: “Я тебя слышу”.

Произнесенные шепотом три слова взволновали Гаспара так сильно, что какое-то время он не мог даже говорить — только слушал, затаив дыхание. На другом конце трубы повторили несколько раз с небольшими промежутками: “Я тебя слышу”. И правда, поразительно: этот приглушенный голос звучал так мягко, в нем не было и следа той почти неистовой порывистости, которую мальчик проявил несколько часов назад. По-видимому, он успокоился и смирился со своей участью.

— Ты откуда? — спросил Гаспар.

— А ты кто? — ответил голос вопросом на вопрос.

— Я видел тебя у церкви, когда тебя поймали. Так откуда ты?

— Из Антверпена.

Гаспар помолчал. Ему, в общем-то, и не хотелось ничего знать, а еще меньше — показаться любопытным. После долгой паузы он заговорил снова:

— Почему ты не спишь? Уже три часа ночи.

— Не могу уснуть. А ты?

— Я все думал о тебе.

Снова долгое молчание.

— Почему ты убежал?

— Я ищу свой край.

— Что это за край?

— Сам не знаю. Ищу, и все.

— Объясни мне.

— Слишком долго объяснять.

— Ты и отсюда хочешь убежать?

— Еще как.

— Я помогу тебе. Ты только не засыпай.

Гаспар не знал, каким образом сможет помочь мальчику, но так сильно этого хотел, что вдруг сам поверил: он способен сделать даже невозможное.

— Как тебя зовут? — спросил Гаспар.

— Меня зовут Драпер.

После каждого ответа Гаспар еще долго стоял, приникнув ухом к трубе, и поворачивал голову, чтобы в свою очередь заговорить, только уверившись, что его собеседник больше ничего не скажет. Лишь один раз беглец возобновил разговор первым:

— А ты сын хозяйки?

Гаспар ответил, что он ее племянник, объяснил, как живут его родители, и сказал, что он выполняет всю черную работу в гостинице. Но узник со своей стороны не стал пускаться в откровенности. Так прошел час; мальчики то подолгу молчали, то обменивались короткими вопросами и ответами, из которых Гаспар узнал очень мало. Он только догадался, что г-н Драпер приходится мальчику не отцом, а опекуном. Ясно было одно: беглец хотел попасть в какой-то край, который запомнился ему в далеком детстве и лучше которого, по его словам, не было на свете. Но говорил светловолосый мальчик как будто нехотя и упорно не желал вдаваться в подробности.