Край бокала

Никакие объяснения Брендана, Коннора или Прегера не подготовили меня к тому, что я увидела на стеклодельном заводе. Мы словно вошли в какой-то старинный и загадочный средневековый мир. Заводское помещение освещалось только огнем печей. В полумраке двигались туда и сюда фигуры рабочих, и сначала я не заметила в их движениях закономерности и ритма. Мне хотелось попросить, чтобы они двигались помедленнее, чтобы я могла понять связь между их действиями и объяснениями сопровождавшего меня Коннора. Постепенно я стала понимать, что они должны двигаться в определенном ритме, чтобы форма изделия, полученная с помощью стеклодувной трубки или понтии, могла сохраниться в течение нужного времени. Я почувствовала себя маленькой в этом мире огня и расплавленного стекла, и мне захотелось прижаться к Коннору или Прегеру, которые шли рядом. Я не решалась приближаться к «папаше», который, сидя на кресле, промерял и обрабатывал изделия. Несколько бригад работали с одной печью повторного обжига, чтобы довести изделия до готовности. Брендан говорил мне, что мастера в шутку прозвали эти печи «дверями славы». Глядя на печи и на раскаленные шары, появлявшиеся из стеклодувных трубок, мне хотелось закрыть глаза, и я с трудом удержалась от этого. Я почувствовала себя зрительницей сложного и трудоемкого действия, в деталях которого непосвященный разобраться не мог, а видел лишь некую общую картину «огненного бала», созданного искусством и опытом всех этих людей. По мере готовности той или иной вещи Коннор подзывал одного за другим «папаш», руководивших бригадами, и представлял их мне. Они немного стеснялись, протягивая свои натруженные руки, но каждому из них было приятно обменяться со мной рукопожатием. Они поглядывали то на меня, то на Коннора и Прегера, будто пытаясь определить, есть ли новая надежда на возрождение завода. Прегер имел деньги, а я была представительницей семьи Шеридан, родной внучкой человека, который учил ремеслу некоторых из них. Многие также помнили, что Лотти приходила сюда в сопровождении тех же двоих людей. Конечно, за обедом и потом, когда эти люди разойдутся по домам, будет много разговоров о моем возвращении.

Тут раздался сигнал на обед.

— Резку и полировку стекла посмотрите в другой раз, — объявил Коннор. — Я скажу людям, что вы сюда еще вернетесь.

Я была рада возможности выйти из помещения на прохладный двор.

О'Киффи уже стоял у машины. Прегер тут же пригласил меня пообедать в замке Тирелей, но в этот раз мне не хотелось принимать его приглашение. Тут же вмешался Коннор, заявивший, что «пришло время Море посмотреть на наш город, а жителям нашего города посмотреть на нее», и предложил мне пообедать в «вполне приличном» местном трактире. Они продолжали соперничать друг с другом из-за Лотти, но я не хотела играть роль дочери Прегера, а потому приняла предложение Коннора Шеридана, хотя и знала, что Отто это огорчит. Прегер протянул мне руку на прощание и напомнил, что в воскресенье уезжает в Нью-Йорк. Я спросила, можно ли будет приехать в замок Тирелей до его отъезда, и он сухо ответил: «Как вам будет угодно». Прегер в самом деле был огорчен моим отказом.

Между тем заводской двор заполнила толпа мастеров и их помощников, которые оживленно переговаривались между собой. Я с удивлением обнаружила, что мне почему-то приятно находиться среди них, как если бы я принадлежала к их миру. И тут я, к своему удовольствию, увидела у выхода знакомую высокую фигуру.

— Брендан! — воскликнула я прежде, чем осознала, что рядом со мной Коннор.

— Вот вы где! — ответил он. — А ведь я знал, что вы будете на заводе. Ну, как ваши дела? Как леди Мод?

— Дела идут хорошо, а она выздоравливает.

Теперь Брендан повернулся к Коннору:

— Я закончил кое-какие дела и кое с кем здесь попрощался. Поскольку это уже во второй раз, некоторые шутят, что это «прощание примадонны».

— Уезжаешь? — спросил Коннор.

— Да, снова. Завтра. Мне еще нужно вывезти кое-какие свои вещи.

Видимо, эти двое теперь могли общаться только через третье лицо. Коннор молчал — не попрощался, не пожелал удачи. Да и зачем было ему желать удачи Брендану? С той ночи, когда погибла Лотти, между ними не было сказано ни единого доброго слова.

Мне стало горько. Он уезжает, и мы, скорее всего, больше не увидимся. Мне захотелось, чтобы Брендан каким-то образом задержался подольше.

— Я должна вам вернуть ваш чек, — вырвалось вдруг у меня.

— Это была часть платы за чашу.

— Но она остается у меня. Я не уезжаю. — Впервые я была почему-то уверена в этом.

— Это ваше дело, — ответил он. — Вы можете переменить решение. Будем считать, что я купил ее и подарил вам.

— Хорошо тем, кто может позволить себе такие жесты, — заметил Коннор не без насмешки.

— Я думал, ты знаешь, — ответил Брендан, — что порой именно те, кто меньше других может позволить себе экстравагантные жесты, чаще других получают такую возможность. — Потом он повернулся ко мне и добавил: — Итак, я говорю «до свидания и счастливой дороги», — это на тот случай, если вы поедете назад.