Край бокала

— Вот египетские бусы, кажется, XV век до нашей эры. А эта вещица из Александрии… А вот моя коллекция венецианского стекла. Конечно, ей далеко до коллекции Томаса Шеридана. Но ее вы уже видели.

— Нет. Она тоже в доме?

— Ах да, я забыл. Лотти устроила там небольшой музей. Ну ничего, вы ее обязательно посмотрите. В Мирмаунте есть много других ценных вещей. Вы обратили внимание?

— Он напоминает мне склад мебели. Там невозможно что-нибудь посмотреть толком.

— И все же посмотрите обязательно. Дело того стоит. Там есть вещи, о которых даже сама леди Мод забыла.

— Откуда она все это взяла?

— Я слышал, старая леди стала ходить на аукционы вскоре после того, как вышла замуж, и после того, как сожгли замок Тирелей со всем имуществом. Конечно, у Мод Тирель было много знакомых, в чьих домах имелось немало хороших вещей. А время было трудное. Люди переезжали на новые места и часто продавали ценные вещи, чтобы получить немного денег и из опасения, что и их дома тоже могут сжечь. Она знала, что у кого есть, и могла договориться о цене заранее, еще до аукциона. Но она не жалела денег, и у ее мужа было много долгов…

И вот представьте, леди Мод, у которой была своего рода мания приобретательства, почти полвека покупала мебель, картины, фарфор, начав это делать еще в те времена, когда цены были достаточно низкими. Странные вещи происходят с людьми, которые не знают цены вещей, поступающих на сельские аукционы. У леди Мод наметанный глаз по части мебели, но она удивительно мало понимает в рыночных ценах. С другой стороны, она никогда не думала перепродавать свои вещи, так какое дело до того, что сколько стоит?

За чаем я рассказала ему о нашем магазине на Королевском проспекте, о нашей с Бланш жизни и о том, как тяжело я перенесла ее смерть. Я рассказала о небольшой коллекции стекла Шериданов и как Брендан унес каллоденскую чашу. Видно было, что Прегера изумил мой рассказ, но о Брендане он говорить не хотел.

— Должно быть, вам пришлось немало потрудиться в Мирмаунте, — заметил он вдруг, взглянув на мои руки. Я поняла, что он имел в виду — на кухне, где я мыла посуду, не было даже щетки, а под ногтями у меня была огородная грязь.

— Я думала, вы не обратите внимания, — улыбнулась я. — Так уж получилось. — Я рассказала хозяину дома, как Бланш учила меня готовить, о первом ночном ужине и об огороде в Мирмаунте.

— А, понимаю, — кивнул Прегер. — Там все по-прежнему. — Он помолчал. — Теперь-то вы, конечно, знаете о Лотти. Третьего дня я не мог рассказать вам… Знаете, бывают такие минуты…

— Да, я понимаю вас. Простите, что невольно вас расстроила.

— Такие вот дела.

Прегер снова умолк. В отличие от молодых людей, Коннора и Брендана, он не хотел заставлять меня делить с ним свою печаль. Он рассказал, что еще до ареста тайно вывез свою единственную дочь в Швейцарию, хотя это, понятно, было нелегко. Она прожила там все военные годы, и мысль о том, что его дочь в безопасности, очень поддерживала его и, как он сам считал, даже помогла ему выжить в концлагере. А после войны он старался заработать побольше денег. Прежде всего, чтобы дать дочке хорошее содержание и воспитание.

— Наверное, это была моя ошибка, — заметил Прегер. — Возможно, лучше было бы привезти ее в Германию, пусть разоренную и голодную, лишь бы она была со мной и почувствовала, что она мне нужна. Я тогда надеялся, что, тратя на нее деньги, я возмещаю то время, которое мы могли бы провести вместе с ней. Но это не так. Лотти так и не стала моей. Она ненадолго приезжала сюда, в замок Тирелей, а потом я снова ее терял. Но теперь, когда ее нет, это уже не имеет значения…

Я изумленно поглядела на него. Вряд ли в это можно было поверить. Я помнила его полный боли крик, обращенный тогда ко мне.

— Не огорчайтесь, мисс д'Арси, — сказал он, словно отвечая моим мыслям. — Родителям не следует себя обманывать. Все, чего я мог ожидать от Лотти, — настоящие родственные отношения в будущем, когда она станет постарше и если я доживу до этого.

— Но я думаю, после ее брака с Коннором, живя неподалеку от вас… — начала я.

— Лотти не осталась бы в Мирмаунте, с Коннором или без него, — перебил он. — Видите ли, мисс д'Арси, Лотти сначала увлеклась им. Женщины находят Коннора обаятельным, но он человек мужественный и, пожалуй, слишком прямодушный. Его обаяние лишено таинственности. Как только Лотти показалось, что ей уже ничего не надо делать, чтобы удержать Коннора, что супружество будет лишено приключений, она заскучала. Дальше — еще хуже.

— Но зачем она вышла замуж за него? Разве она сама не понимала, что к чему?