Крабат, или Преображение мира

Крабат вышел из комнаты через дверь, которая теперь оказалась на прежнем месте. Бассейн за нею представлял собой огромный и пустой зал - ни блеска воды, ни черного бархата на стенах, которым раньше была прикрыта и тяжелая стальная дверь. Стоило Крабату постучать, как дверь распахнулась, открывая доступ в ярко освещенный коридор. Вдоль стен тянулись полки с множеством ящичков, как в магазине перчаток, и из всех ящичков выскакивали зрячие глаза. Веселым хороводом окружили они Крабата, своего освободителя, и слились в единый живой, пульсирующий и светящийся поток, устремившийся в глубину коридора. В конце его была другая стальная дверь; сорванная с петель, она валялась посреди деревенского трактира.

Поток живой плазмы произвел там жуткий переполох: многие глаза нашли среди гостей своих настоящих владельцев, и те, внезапно прозрев, тыкались, как слепые в незнакомой и чуждой им действительности, не узнавая ни предметов, ни связи между ними, ни себя, ни других людей в их подлинном виде.

Дамочка в бумазее, оседлавшая Якуба Кушка и только что подскакивавшая на нем, весело распевая во весь голос и запустив одну руку в штаны пирата, теперь завопила, что Трубач сорвал с нее платье и изнасиловал; визжа и захлебываясь от злости, она вцепилась в одного из хорошо одетых молодых мужчин, приняв его за своего супруга, и стала требовать, чтобы он отомстил за ее и свою поруганную честь.

Ее настоящий супруг подрался с пиратом из-за того, что тот отхлебнул из его бокала. Пират, начисто позабыв про свое бухгалтерское достоинство, опрокинул стол, перепрыгнул через буфетную стойку и принялся оттуда обстреливать противника горячими клецками. Поскольку он попадал и в других, то скоро у него уже было больше противников, чем клецок, которые продолжали поступать в буфет из кухни, где все еще шло заведенным порядком.

Якуба Кушка зажали в угол молодые хлюпики, которые не столько жаждали намять бока ему, сколько помять бумазейную дамочку, и полагали, что кто намнет, тот и помнет. Но Кушк, прорвав окружение, одним прыжком перемахнул через стойку, встал рядом с пиратом, схватил бочонок с вином и принялся лить его прямо в глотки атакующих.

Теперь супруг бумазейной дамочки узнал жену по голосу, он увидел ее с дюжим молодцом, который уже пытался обратить ее ошибку себе на пользу; со столовым ножом в руке он продрался к парочке, схватил жену за волосы, а молодца за горло и завопил: "Ах ты сука! Ах ты кобель!" Кушк направил струю вина в его орущую пасть, усеянную золотыми коронками. Совсем рядом с ним, на ступеньке, где раньше сидела девушка, стоял Крабат, не шевелясь и не участвуя в общей сумятице; в диком хаосе зала он искал глазами платье цвета янтаря. Из-за спины Крабата, задыхаясь и хватая ртом воздух, вынырнул большеухий лорд, крики его преследователей уже доносились сюда из винного погребка. Молодой денди с красивым голосом узнал большеухого и бросил в него бутылкой, но тот ловко увернулся, и бутылка пришлась Крабату в висок.

Увидев, что друг зашатался и упал, Якуб Кушк выхватил из-за спины трубу и заиграл городской гимн. При первых же звуках весь трактир разом оцепенел и застыл в молчании, но уже через минуту рты как по команде раскрылись и все до единого запели: дамочка в бумазее и ее супруг, все еще сжимавший в кулаке тупой столовый нож, ушастый лорд и его преследователи, буфетчик с дневной выручкой в кармане и бухгалтер-пират, бродяги и шлюхи, пьяные и трезвые.

Якуб Кушк стер красную жижу с лица Крабата - она оказалась вином, - взвалил его самого на спину и, пройдя со своей ношей через винные погребки, кафе, караван-сарай, чайный домик и бар мимо широко распахнутых ртов, истово исполняющих гимн, добрался до узкой и низенькой дверцы: он вынес друга из трактира и за пределы города.

Во время пения гимна из пустого коридора со стеллажами для глаз в пивной зал вошел нищий. Ни слова не говоря, поставил он на буфетную стойку золотую чашу, И гости, не прерывая пения, один за другим торжественно и чинно подходили к чаше и опускали в нее свои глаза.

Закончив гимн, они опять запели с начала и повторяли его до тех пор, пока не осталось ни одного зрячего. И ни одного недовольного.

Глава 7

В день вручения премии погода выдалась сырая и пасмурная. Холодный норд-ост с моря сильными порывами набрасывался на город. Собралась огромная толпа. Какая-то журналистка с телевидения споткнулась о кабель и сломала руку. Она плакала, и крупные слезы капали прямо в микрофон. Король слегка простудился накануне и слышал, вероятно, чуть хуже, чем обычно, но был приветлив, любезен и внимателен, как всегда.