Козел отпущения

Его ждали ванна, еда и трехдневная доза виски плюс маленькая добавка. Командование выдавало виски в знак особой признательности и как средство, чтобы сберечь рассудок, а ограниченные запасы алкоголя заставляли гарнизоны экономить его и отмерять с точностью до миллиграмма. Он залпом выпил свой трехдневный паек и добавочную порцию сразу после того, как отдраил броню и долго-долго нежился под струей из трубы. Он выпил трехдневную дозу виски разом, потому что отходил от трех дней на поверхности, и он сидел в своем углу в шортах, а армейские сновали вокруг по своим делам, и все они с одного взгляда видели потрясенного человека, который всерьез напивается, и ни у кого из них не хватило грубости или безумия докучать ему — ни поздравлениями с тем, что остался в живых, ни приглашениями в постель, ни случайным взглядом. Армейские не были его подчиненными, он не являлся каким-либо звеном в командной инстанции, которая ими управляла, — так, специальный агент, прикомандированный к здешнему командиру, агент для особых поручений. Он был младший лейтенант Джон Р. Де Франко, если это кого-нибудь волновало. А это не волновало никого вокруг в бункерах. Он был специальный агент и в настоящее время подчинялся приказам капитана, который исполнял обязанности командира на этом отрезке линии фронта, поскольку майора не так давно ухлопали, все ждали пополнений, а высокие чины прохлаждались на орбите, в сухости и безопасности, прикрытые от земли щитами и в тысяче миль над ней.

А Джон Де Франко, специальный агент и ходячая мишень, сохранял свой серебряный значок с эмблемой Земли и Луны, свой голубой берет и полевую форму свернутыми и убранными подальше от сырости в плесененепроницаемую пластиковую сумку, лежащую в ногах койки. Броня же была его рабочей формой, проклятая, чертова броня, которая до крови натирала ему в каком-нибудь новом месте всякий раз, как он перенастраивал ее. И вот он сидел в шортах и пил: первый стакан залпом, следующий за ним, следующий и еще следующий медленными глотками, и моргал иногда, когда вспоминал.

Военнослужащие, мужчины и женщины, расхаживали по подземным баракам, в своих шортах и футболках похожие на призраков в хаки, чей пол не имел никакого значения ни для него, ни — даже — для них самих. Когда в койке оказывалось два обитателя, это случалось по дружбе, от скуки или от полного отчаяния; все их разговоры были грубы и становились еще грубее, а в их глазах, когда воцарилась настоящая, на многие дни, скука, был ад, потому что они застряли здесь, в этой глуши, под землей, на тридцать семь месяцев, объединенные пространством бункера номер 43, а эльфы все еще держались, все так же окопавшись и погибая в немыслимых количествах, но не сдаваясь.

«Добудьте языков», — приказывал штаб в блаженной простоте; но «языки» кончали с собой. Эльфы могли умереть, просто захотев этого.

«Установите контакт, — приказывали в штабе. — Заставьте их слушать» — имея в виду все изощренные средства, доступные представителям человечества, но им ничего не удалось за долгие годы в космосе, и на поверхности планеты успех обещал быть не больше. Говорить с эльфами значило приблизиться к ним в каких-нибудь механизмах, машинах, ну, или же во плоти. А эльфы радостно палили по любой цели, до которой могли достать. Двадцать лет назад эльфы подстрелили первый же человеческий корабль, на который наткнулись, а потом перебили полторы тысячи мужчин, женщин и детей у Корби-пойнт по причинам, которых так никто и не понял. Они продолжали стрелять по человеческим кораблям и дальше. Сначала были отдельные стычки, а потом разразился масштабный кризис.

Тогда человечество — собственно, все три объединения человечества: Союз, Альянс и далекая, замкнутая на самой себе Земля — постановило: никакие правила, никакая этика не применимы по отношению к виду, который упорно атакует все встречные современные человеческие корабли, — и это при многовековом отставании в технике!

«Мы что, будем ждать, пока они доберутся до передовых технологий? — весьма разумно спросила Земля. — Или пока они не нападут на какую-нибудь планету?»