Ковыль

Ханитов тревожную новость узнал одним из первых. Он сидел почти на самом верху горы, сложенной из экспедиционного груза, ближе всех к лесенке, ведущей в пилотскую кабину. Справа от Валерия сидел Соломин, слева, чуть пониже, Тамара. Лесенка, оказывается, была рабочим местом штурмана вертолёта. Стоя на одной из ступенек её, штурман верхней своей половиной находился в пилотской кабине, нижней – в грузовой. Для него имелось специальное откидное сиденье, но он почему-то не пользовался им. Переминаясь с ноги на ногу, штурман время от времени задевал каблуками спину Валерия. Он на такие пустяки внимания не обращал, его мысли занимала Тамара. Поэтому, даже тогда, когда штурман особенно долго, и на этот раз больно, колотил ему ботинками в спину, Валерий готов был перетерпеть и не оборачиваться, но вдруг услышал сквозь грохот работающего двигателя, как штурман прямо над его головой сказал кому-то:

– Горючее кончается!

Оказалось, начальнику партии Соломину. Валерий видел, что начальнику это сообщение не понравилось, скоро беспокойство задело всех, но никто ничего не предпринимал. «Сядем, а потом как же? Подвезём бензин?» – задался вопросом Валерий, но ничего не мог себе ответить, летел он вертолётом впервые, впервые должен был ходить по тайге. Поэтому лучшее, что пришло в голову, посмотреть: как Павел?

Павел казался спокойным – значит, выход какой-то есть. Это придало Валерию уверенности, и он незаметно от всех полуобнял Тамару, дотягиваясь пальцами из-под мышки до её груди – чтобы успокоить девушку и подбодрить в опасный для жизни момент. Он даже почувствовал себя немного героем, лихим таёжным волком, который перед лицом смерти ведёт себя мужественно, являя образец для подражания… Нет, со смертью он, пожалуй, загнул – ничего, разумеется, не случится, а вот потом, в дикой тайге, перед лицом невообразимых трудностей: голода, холода, свирепых зверей… пробираясь через горные кручи и лесные завалы, форсируя бурные потоки… Тогда он станет надеждой и опорой всей партии.

Эти мысли всё же были на втором плане; душа его вся переместилась в ладонь, которая уже полностью накрыла упругое полушарие девушки.

Она не отстранилась, только вдруг плотно прижала локоть, и теперь он не мог ни продвинуть руку вперёд, ни убрать назад. Было неясно, чего больше в этом её движении: стремления остановить воровские действия или же, наоборот, удержать руку возле себя. Горячий ток, идущий от её упругого тела, – волна за волной – прокатывался по всему телу, заставляя сердце Валерия мощно и радостно биться. Это биение через ладонь возвращалось к ней и звучало, сливая души воедино, как клятва: «Что бы ни случилось, мы – вместе!»

Так хорошо, как никогда.

На мгновение Валерию показалось, что их безмолвный разговор услышали – так стало тихо, но тут же он понял: заглох двигатель. Мурашки пробежали по телу. Замерев, сжался в ожидании страшного удара, но всё оставалось по-прежнему, только вместо рокота – тишина. Валерий непроизвольно потянул руку к себе, словно хотел прижать девушку – укрыть от опасности. Она прижалась к нему и замерла. И холодок, прокравшийся в грудь, исчез, испарился под жарким напором жизни.

Случилось что-то очень важное в их судьбе. И стало стыдным и мелким всё, что занимало его последние дни, часы, минуты: и похотливая – уже не первая – попытка добраться до груди Тамары, и «геройские» мечты, и многое другое…

Ему поверила девушка и доверилась. И он почувствовал ответственность. За все свои поступки в прошлом, за действия в будущем. За её судьбу. Удивительно: каких-то две недели назад он не знал о существовании Тамары! Казалось бы, она должна была отвернуться от него раз и навсегда ещё в Красноярском аэропорту, когда он явно отдал предпочтение Наташе. Заглянул в те огромные глаза и словно впал в забытьё. Он в те минуты даже думать боялся, лишь прислушивался, как улетало и возвращалось сердце при каждом взмахе её ресниц. Не слышал и не видел больше ничего. А Тамара была рядом и всё видела и понимала…

Наваждение прошло, да и то не полностью, в туринской гостинице. Вечером он зашёл в номер, который занимали девушки, и сидел, наводя скуку, молча. Их не тяготило его присутствие и не забавляло. Они устали с дороги и, полулёжа, листая затасканные гостиничные журналы, отдыхали.

Ещё кто-то постучал в дверь.

– Войдите, – отозвалась Тамара.

Это был Середюк.

– Ну, как устроились? – спросил он, оглядывая скудное убранство комнаты. – Что-то невесёлые, а?

Девушки вежливо улыбнулись в ответ.

– Нагулялись, – отозвалась Тамара после небольшой паузы. – Да вы садитесь.

Середюк насторожился, вслушиваясь в её голос, сел на стул верхом, неожиданно спросил:

– Вы украинки, что ли?

– Нет, только я. Наташа из Вологды. А по чему вы узнали?

– По букве «гэ», – в глазах Павла мелькнули и пропали чёртики. – Я всё хочу узнать, как по-украински будет: «Пролетарии всех стран, соединяйтесь!»

Тамара внимательно посмотрела на него:

– Вы шутите?

– Нет, серьёзно. У меня в армии был друг с Украины, он мне сказал, а я сомневаюсь – так ли? Может, обманул?

– Как?

– Нет, вы скажите.

– Нет, вы.