Мое внимание привлекает крик слева, я вижу, как ребята жмутся к машинам. Бегу к ним, как вдруг на Паркера из ниоткуда набрасывается ламия, сбивая с ног. Паркер падает, и тело Талона отлетает в сторону. Бросаюсь к ним, но я слишком далеко и потому вынуждена беспомощно наблюдать, как ламия впивается клыками в горло Паркера и разрывает его.
От ярости и ужаса я кричу, изо всех сил спеша к парню. Моя магия бушует, внемля безмолвному зову, и из меня вырывается импульс, обращающий в пепел всех, кого я встречаю на пути. Подползаю к Паркеру и накрываю его изодранную шею руками, призываю целительную магию и начинаю вливать ее. Мои руки раскаляются добела, и я кричу Паркеру, чтобы он держался. В опасной близости от меня вспыхивает тело ламии, я вскидываю голову и вижу мстительное выражение на лице Эноха, который бросает огненные шары в тех немногих ублюдков, которые остались.
– Ну же, Паркер, борись! Я здесь, и я вытащу тебя, как и обещала, но ты должен мне помочь!
Рана на его шее затягивается, но Паркер по-прежнему не двигается, тело его обмякает. Я вскакиваю, чтобы защититься от двух ламий, подкравшихся со спины.
Нэш подхватывает тело Талона с усыпанной пеплом земли и закидывает на плечо. На них прыгает ламия и успевает исполосовать Талона когтями, прежде чем Энох поджигает нападавшего. Талон кричит от боли, и Нэш спешно запихивает его на заднее сиденье внедорожника. Призываю руны на руках для дополнительной силы и, подхватив Паркера, несу его к машине.
Ко мне бежит Энох и забирает Паркера. Прикрываю их обоих, пока Энох не добирается до машины и не кладет Паркера внутрь. Нэш ныряет на пассажирское сиденье, а следом за ним назад быстро запрыгивает Энох. Он высовывается из открытой двери и поджигает стоящие рядом «Субурбаны», после чего захлопывает дверь и запирает ее. Я убиваю еще двух ламий и запрыгиваю в машину к Талону. Каллан, не дожидаясь указаний, срывается с места, и мы на бешеной скорости выезжаем на грунтовую дорогу.
Я наблюдаю за тем, как ярко разгораются в ночи машины ламий и как обращаются в пепел их тела. Несколько оставшихся в живых ублюдков зловеще наблюдают за тем, как мы уезжаем. Замечаю крупного светловолосого ламию – Сорика. Слабая хватка на моей руке отвлекает внимание от этой сцены, я опускаю взгляд и натыкаюсь на ореховые глаза Талона, направленные на мои.
Глава 40
С передних сидений раздаются полные паники крики и споры, куда ехать, но я отключаюсь от них и смотрю на пришедшего в себя Талона.
– Маленькая воительница, – шепчет он, протягивая слабую руку к моему лицу.
Я накрываю его ладонь своей и прижимаю к щеке.
– Что они с тобой сделали? – спрашиваю я, с болью осознавая, каким сломанным и измученным он выглядит.
– Ничего такого, что я не смог бы выдержать еще тысячу раз, лишь бы удержать их подальше от тебя.
Талон мокро кашляет и стонет. Я пытаюсь утешить его бесполезными словами, чувствуя отчаяние из-за того, что никак не могу облегчить его очевидную боль. Он слабо улыбается мне, и я вижу кровавые дыры там, где его полосовали когти.
От осознания его истинной природы у меня сжимается сердце.
– Талон, ты ламия…
В мои словах упрек и разбитое сердце сплетены воедино. Дрожащей рукой провожу по его впавшим щекам, и он закрывает глаза от моего прикосновения.
– Да, маленькая воительница.
– Почему ты не сказал мне?
Я не знаю, о чем именно спрашиваю: о том, почему он не рассказал мне о себе, или же о том, почему не рассказал мне обо мне. Нет сомнений, он знал о том, кто я, но откуда? Все это какая-то бессмыслица.
Тело Талона сотрясает кашель, и я беспомощно смотрю на него, пока приступ не затихает. Из уголка его рта стекает струйка крови, и в моей голове раздается сигнал тревоги.
– Талон, ты ведь гребаный вампир, разве ты не должен чертовски быстро исцеляться? – спрашиваю я с паникой в голосе.
– Фарон пичкал меня кровью оборотней. Она не дает ламиям исцеляться.
– Я могу дать тебе своей крови? Это поможет?
– Мне жаль, маленькая воительница. Мне уже ничего не поможет. Яд оборотней делает регенерацию невозможной, а я слишком изранен. Я чувствую, что потихоньку отключаюсь.
Голос Талона – не более чем едва слышный ломкий шепот, и слова лишь подтверждают то, о чем и без того кричит мне разум.
– Талон, какого черта происходит?
Он пробует засмеяться, но снова кашляет. Я пытаюсь успокоить его.