Ковчег

— Я просто не заметил, чтобы в «Ковчеге» проживали другие женщины кроме Женщины, — не по своей вине скаламбурил Занудин. — А меж тем — ватага здоровых полноценных мужиков собралась под одной крышей…

— По моему велению здесь окажутся сотни женщин! — подпрыгнув на месте, возбужденно закричал Поэт, но уже в следующую секунду пыл его иссяк. — Другое дело, мне все равно никто не даст…

Он погрузился в грустную задумчивость. Неуклюже потер пах.

— Но при чем тут это? — опомнился и вновь впал в безумие Поэт. — Надо быть художником во всем, говорю я вам! О-о! Это мощь!.. Рифма? РиФ-Ф-Фма?! Ха! Мои стихи очень образные — об этом вы, разумеется, ни словом не обмолвились. Когда я пишу стихи — я живу! Мне хочется жить! Вот вы… вы… хотите сейчас жить?..

В руке Поэта — вероятно, для пущей наглядности — откуда ни возьмись сверкнуло лезвие внушительного мачете… Поэт твердым шагом направился к Занудину.

Занудин опешил…

Все произошло молниеносно. Занудин как ошпаренный вскочил с места и пулей вылетел в коридор. Поэт, проявив чудеса проворности, не отстал, и ему даже удалось уколоть Занудина клинком в копчик. Не сказать, что сильно, но по меньшей мере ощутимо. И ощущение, как не трудно себе представить, оказалось не из приятных.

— И-и-и-аааа! — завизжал Занудин и, ухватившись пятерней за незаслуженно пострадавшее место, скрылся в пределах своей комнаты.

— В-о-о-т, — послышалось назидательное «вот» снаружи. — А вы говорите…

Точно выйдя победителем в каком-то негласном, но непримиримом споре, поправив на носу очки и выкатив грудь колесом, Поэт торжествующе удалился восвояси.

— 26 —

С одной стороны, Занудину чересчур часто становилось настолько не по себе в стенах «Ковчега», что в душу закрадывалось небывалое волнение, почти лишающее рассудка и загоняющее в угол от оторопи. С другой стороны, продолжало свербеть упрямое любопытство, которое требовало удовлетворения. Занудин и сам не постигал, каким образом одно с другим способно уживаться в нем одновременно… Возможно, все дело в том, что грань между реальностью и мистикой стирается (причем не в пользу реальности), а человек по-прежнему хочет оставаться собой?.. В этом и заключена его глубинная защита?.. Сознание, дабы сохранить так необходимое ему состояние равновесия, рождает двойника, вторую равноправную половинку. Одна половинка — для нового, неизвестного, безумного. Вторая — для поддержки привычного я. Для радости вкусному столу, остроумному слову или, скажем, любви к теплым носкам… «Иная» действительность, обрушивающаяся на хрупкое человеческое существо, как ни странно может прозвучать, способна спасовать только перед легкомысленной привязанностью к старым слабостям, маленьким житейским потребностям смешного индивидуума. И отсутствие трансцендентных даров — о чем так часто сожалеют мечтательные люди, лишенные ярких переживаний, — становится вдруг воистину спасительным. Рассудок находит лазейку, чтобы в минуты неожиданной опасности защитить себя от пресса непосильных вопросов, стремящихся разорвать уязвимый мозг на атомы. Желал того или нет, Занудин оказался вовлеченным в этот философский эксперимент…

* * *

В одну из «ковчеговских» ночей Занудину приснился чудовищный сон. Будто бы он попал в дом престарелых и пытался склонить к половой связи старушку. У бабульки был беззубый шамкающий рот, а также согнувший чуть ли не до земного поклона горб ― но все это не мешало ей играть в неприступность. Она заразительно хихикала и тыкала в лицо Занудину маленький сморщенный кукиш…

Занудин проснулся в холодном поту. В складках семейных трусов блестели следы совершившейся поллюции. «Нужна женщина», — единственное, что крутилось в потяжелевшей, словно с похмелья, голове. Долгое время, будучи странником, обходился Занудин без женской ласки — это было попросту ненасущно, — но сейчас, понял, надо. Природа просто-таки взгромоздилась на закорки и настойчиво выдвигала свои неукоснительные требования.

В дверь, между тем, постучали. Занудин поленился посмотреть, который час.

— Кто там?

— Даун, — послышался голос карлика.

— Что тебе?

— Вы проспали завтрак, и дядюшка Ной распорядился принести еду к вам в комнату.

— Лишние хлопоты, — уже добродушнее проворчал Занудин, сползая с постели.

Занудин открыл дверь, и в номер важно проследовал Даун с подносом в руках. Он ловко выставил завтрак на журнальный столик и принялся наливать в чашку дымящийся кофе.

— Даун, у тебя была когда-нибудь девушка? — ни с того ни с сего обронил Занудин, расчесывая заспанные глаза.

— Была, — радостно отрапортовал Даун. Лицо его зарделось.

— А не врешь? — улыбнулся Занудин и шумно рухнул обратно в постель.

— Не-е, не вру.

— Целовались хоть?

— Не знаю…

Занудин дружелюбно рассмеялся, а через мгновение вид его превратился в заговорщицкий.

— Слушай, Даун. А тебе Женщина наша нравится?

— Нравится, — еще сильнее раскраснелся Даун.

— А ухажер среди местной публики у нее имеется?

Карлик пожал плечами. Казалось, вопрос был лишен для него всякого смысла.