Ковчег Спасения

Он ответил спокойно, удивляясь самому себе.

«Не знаю. Думаю, да. Я помню это. Но, опять же, что значат воспоминания после четырех сотен лет? Может быть, я просто вспоминаю воспоминание. Надеюсь, это не так. Но зато потом… когда я Присоединился…»

(Тогда вы…)

«Мы занимались любовью. Поначалу — очень часто. Думаю, другим Объединившимися такое не нравилось — они воспринимали это как животный акт, как шаг назад, к стартовой черте, от которой человечество уже ушло. Конечно, Галиана с ними не соглашалась. Ей всегда нравились чувства и ощущения, она любила гулять по их царству. Именно этого никогда не понимали ее враги: она действительно любила людей. Куда больше, чем они. Поэтому Галиана и создала Объединившихся. Не для того, чтобы они стали лучше всего остального человечества. Для того, чтобы каждый мог максимально реализовать свою одаренность, для напоминания о том, кем мы можем стать, если поймем все, на что способны. А они изображали ее бездушным монстром-редукционистом, который презирает обычных людей. Ты не представляешь, насколько они ошибались. Галиана не считала любовь древним трюком эволюции, биохимическим обманом мозга, от которого надо избавиться. Она относилась к ней как к семени, которое нужно питать и растить, к чему-то такому, что должно достичь высших проявлений. Но они этого не видели. И проблема состояла в том, что тебя пришлось Присоединить, прежде чем ты смогла оценить то, чего достигла Галиана».

Клавейн воспользовался паузой, чтобы оценить перегруппировку сил вокруг корабля Вольевой. За последние минуты погибли еще двое, но атака продолжалась.

«Да, мы занимались любовью — в первые дни, которые я прожил как Объединившийся. Но прошло время, и это перестало быть необходимым, превратилось в дань воспоминаниям. Воспоминаниям о чем-то детском. Не грешном, не примитивном, даже не скучном — но уже совершенно не интересном. Дело не в том, что мы разлюбили друг друга или потеряли вкус к чувственным переживаниям. Просто появилось слишком много ошеломляющих способов достижения интимности. Когда однажды ты касаешься чьего-то сознания, проходишь в его мечты, видишь мир его глазами, чувствуешь мир его кожей… О да. Кажется, что уже никогда не возникнет настоящего желания ощутить то же самое по-старому. Честно говоря, я не жалею. Мы с Галианой как будто повзрослели, вошли в другой мир, где множество других удовольствий и соблазнов. И у нас не было причин оглядываться назад. Что было, то прошло».

Она ответила не сразу. Шаттл по-прежнему летел вперед. Клавейн снова перевел взгляд на показания приборов и дисплеи с тактическими сводками. На какой-то миг — ужасный, как бездна, — у него возникло подозрение. Неужели он был слишком откровенным? Но в этот момент Фелка обратилась к нему, и стало ясно: она поняла все.

(Я думаю, мне надо рассказать тебе про Волков.)

Глава 37

Когда Илиа Вольева принимала решение, это всегда придавало ей сил. На этот раз — достаточно, чтобы сорвать с кожи медицинские зонды, выдрать шунты и с ненавистью отшвырнуть их в угол. Она оставила только очки, которые заменяли ей глаза. Если очень постараться и не думать о мерзких машинках, которые сейчас плавают по всему организму, можно считать себя крепкой и бодрой. Это всего лишь иллюзия, и за этот прилив энергии позже придется платить — и почти наверняка собственной жизнью, однако такая перспектива ее не пугала. Вольева чувствовала лишь глубокое удовлетворение: оставалось немного времени, и она, по крайней мере, сможет что-нибудь сделать. Конечно, это здорово — лежать здесь, управляя происходящим на расстоянии, словно утомленный жизнью священнослужитель. Но это не в ее стиле. Она — Триумвир Илиа Вольева, и это кое к чему обязывает.

— Илиа… — начала Хоури, недоуменно взирая на нее.

— Хоури, — голос Вольевой по-прежнему походил на хрип, но она говорила с обычным пылом. — Сделай мне одно одолжение — не путайся под ногами и не донимай всякой ерундой вроде «а может, не надо». Поняла?

— Думаю… поняла.

Вольева щелкнула пальцами, подзывая ближайшего слугу. Робот засеменил к ней, раздвигая истошно верещащие медицинские мониторы.

— Капитан… пусть слуга проводит меня в ангар, хорошо? Мне нужен скафандр и шаттл в полной готовности.

Хоури подхватила ее, удерживая подругу в сидячем состоянии.

— Илиа, что ты задумала?

— Я собираюсь наружу. Мне надо поговорить… серьезно поговорить… с номером семнадцать.

— Ты не в состоянии…

Вольева вяло отмахнулась.

— Хоури, послушай. Может быть, сейчас я рассыпаюсь на части. Но помести меня в невесомость, дай скафандр и пару орудий, и я покажу, что все еще могу намылить кое-кому шею. Поняла?

— Ты не сдаешься, верно?

Слуга помог Вольевой встать на ноги.

— «Сдаешься»? Не подскажешь, как это будет по-русски?

Хоури не ответила и взяла подругу под руку.