Ковчег Спасения

— Не обязательно, Клавейн. Ты бы мог просто пригрозить, что уничтожишь их. Я полагаю, зрелище будет захватывающим — независимо от способа. На самом деле, мне даже предполагать не надо. Я уже видела, как это происходит. Действительно впечатляющее зрелище. Почему бы тебе не пригрозить, что ты взорвешь одно из орудий? У меня еще есть несколько штук на борту. И посмотрим, к чему это приведет.

— Не стоит подбрасывать мне такие идеи.

— Почему бы нет? Потому что ты можешь их осуществить? Я так не думаю, Клавейн. Ты можешь заставить их прекратить огонь И больше ничего. Я уверена.

Она завела его в ловушку. Теперь Клавейну оставалось только следовать за ней.

— Есть…

— Тогда докажи. Пошли сигнал самоуничтожения одному из орудий, что разбросаны по системе. Почему бы тебе не уничтожить то, которое ты уже остановил?

— Потому что это бессмысленно — просто ради доказательств разрушать то, что нельзя восстановить.

— Клавейн, это очень сильно зависит от того, что именно ты хочешь доказать.

Лгать было бесполезно. Клавейн вздохнул. Казалось, с плеч свалился огромный груз.

— Я не могу уничтожить ни одного.

— Отлично… — промурлыкала Вольева. — Переговоры должны вестись честно, ты понимаешь. Скажи мне, можно ли вообще разрушить орудия издалека?

— Да, — сказал он. — Есть код, уникальный для каждого.

— И что?

— Эти коды мне неизвестны. Я подбираю их, пытаюсь подобрать.

— Значит, со временем ты можешь их вычислить?

Клавейн почесал бороду:

— Теоретически — да. Но не спеши их защищать.

— Значит, поиски продолжаются?

— Но ведь они мне нужны, верно?

— А мне и искать не надо, Клавейн. У меня есть свои собственные системы самоуничтожения — на каждом орудии, полностью независимые от чего-либо, что могли изначально установить твои люди.

— В благоразумии тебе не откажешь, Илиа.

— Я просто очень серьезно отношусь к своей работе. Как и ты.

— Не спорю.

— И что мы имеем? Как ты понял, я все еще не собираюсь отдавать их тебе. И у меня до сих пор есть другие орудия.

Клавейн максимально увеличил изображение. Вокруг корабля Вольевой плясали огненные вспышки. Список потерь был уже открыт — пятнадцать гиперсвинов Скорпио, убитые бортовыми оборонительными орудиями Вольевой. Они погибли прежде, чем вошли в тридцатикилометровую зону звездолета. Другие штурмовые группы продвинулись дальше, одной даже удалось достичь корпуса. Однако, каков бы ни был исход кампании, обойтись без крови уже не удалось.

— Я знаю, — сказал Клавейн и отключил связь.

Управление «Зодиакальным Светом» перешло к Ремонтуа. Клавейн подготовил один из последних летательных аппаратов, оставшихся в ангаре звездолета — шаттл из флотилии Хи. Клавейн узнал арки и полосы боевой раскраски баньши, которые вспыхивали и пульсировали при движении, словно оживали. Бывшее гражданское судно — небольшое, с осиной «талией», легковооруженное. Но это был последний шаттл, на борту которого находилась установка для контроля инерции, поэтому Клавейн предпочел придержать его. Возможно, в глубине души он всегда подозревал, что захочет присоединиться к сражению. Это суденышко окажется на месте чуть больше чем через час.

Уже одетый в скафандр, Клавейн шел по шлюзу-трубопроводу, который вел к люку шаттла, одиноко припаркованного в ангаре, когда кто-то взял его за руку.

— Клавейн…

Он обернулся, прижимая к себе шлем.

— Фелка?

— Ты не сказал мне, что собираешься покинуть корабль.

— Просто не хватило духу.

Она кивнула.

— Я бы попыталась тебя отговорить. Но я понимаю. Ты должен.

Клавейн кивнул, ничего не сказав.

— Клавейн…

— Фелка, мне очень жаль, что…

— Неважно, — перебила она, сделав еще шаг. — Нет, я имела в виду… конечно, это важно… но мы можем поговорить и позже. По пути.

— По пути? — тупо переспросил Клавейн.

— В зону сражения. Я лечу с тобой.

Только сейчас он заметил, что Фелка тоже в скафандре, а в руке держит шлем, похожий на перезрелый фрукт.

— Зачем?

— Затем. Если ты погибнешь, я тоже хочу умереть. Все очень просто, Клавейн.

Они отстыковались от «Зодиакального Света». Клавейн смотрел на удаляющийся звездолет и думал, вернется ли когда-нибудь.

— Будет не слишком комфортно, — предупредил он, выставляя максимальное ускорение.

Пузырь подавления инерции поглотил четыре пятых массы летательного аппарата, но радиус действия не захватывал кабину пилотов. Клавейн и Фелка чувствовали все восемь «g» — ускорение давило, словно свинцовая плита.

— Я справлюсь, — ответила она.

— Еще не поздно вернуться.

— Я лечу с тобой. Нам надо еще многое обсудить.