Ковчег спасения

– Прямой пользы нет. Но для него ведь лучше, если оружие достанется стороне, уже знакомой волку, тем, на кого он может оказывать хоть какое-то влияние. Поэтому он согласился. Понадеялся на свои способности, на возможность добиться уничтожения «адского» оружия, если оно окажется у Скади. Я сумела проникнуть в разум волка. Я поняла.

– И как он это допустил?

– Он этого потребовал. Вернее, потребовала часть его, бывшая Галианой…

Фелка замолчала. Она понимала, как трудно для старика понять случившееся и смириться с потерей. Сколь бы мучительным ни было подчинение волку для Галианы, мука Клавэйна куда горше.

– Ты имеешь в виду, Галиана, ставшая частью волка, еще помнит нас? Помнит, как все было раньше?

– Клавэйн, она все помнит. И чувствует.

Фелка снова замолчала, собираясь с духом, зная: впереди самое трудное для старого сочленителя.

– Вот почему ты должен это сделать!

– Что сделать?

– То, что ты хотел сделать до того, как Скади сказала тебе о Галиане. Ты должен уничтожить волка! – Фелка снова посмотрела ему в лицо, дивясь тому, как он состарился, остро жалея о том, что причиняет боль. – Ты должен уничтожить «Паслен»!

– Но если я поступлю так, я убью Галиану! – выпалил Клавэйн с внезапной горячностью, будто обнаружив фатальный пробел в рассуждениях Фелки.

– Я знаю. Но это необходимо.

– Ты не можешь знать, необходимо это или нет!

– Могу. Больше того, я точно знаю. Клавэйн, я ощутила ее желание умереть от твоей руки.

В одиночестве и тишине Клавэйн наблюдал из рубки у штевня «Света Зодиака». Клавэйн приказал не беспокоить его до тех пор, пока он сам не решит вернуться к команде, даже если его уединение продлится много часов.

Спустя сорок пять минут его глаза привыкли к темноте, и он застыл в молчании, всматриваясь во мглу за бортом, ожидая знака. Иногда шальная частица, проникшая сквозь прозрачный материал иллюминаторов, оставляла на сетчатке обманчивый след. Но Клавэйн знал: ожидаемое распознаешь наверняка, среди этой тьмы его ни с чем не спутаешь.

В сердце тьмы расцвел бело-голубой огонь, раскаленная точка, пылавшая ярко три-четыре секунды, и медленно угасшая, меняя цвет на красный, затем ржаво-бурый. Яркий свет будто выжег дыру на сетчатке – раскаленное лиловое пятно, видимое, даже если опустить веки.

Он уничтожил «Паслен».

Вопреки всем усилиям, Скади не смогла отыскать все закрепленные боеголовки. Даже одной хватило бы, чтобы уничтожить корабль. Сработавший заряд вызвал серию детонаций: сперва собственные боеголовки и топливные запасы антиматерии, затем сочленительские двигатели. Все произошло практически мгновенно, без предупреждения.

Клавэйн подумал о Галиане. Скади верила: он не осмелится взрывать корабль, если хотя бы заподозрит присутствие Галианы на борту.

Скади могла бы оказаться правой.

Но Фелка внушила: «Паслен» необходимо уничтожить. Ей удалось коснуться разума Галианы, почувствовать ее страдание, невыносимое зло поработившего разум волка. Лишь Фелка сумела убедить Клавэйна, заставить его поверить в простое человеческое желание избавиться от мук.

Галиана попросила убить ее.

Клавэйн убил.

Понимание сделанного захлестнуло его с чудовищной силой. Ведь всегда оставалась возможность, пусть крохотная, ничтожная, но возможность вернуть Галиану, изгнать волка. Старик никогда не мог смириться с ее гибелью, всегда верил в эту возможность.

И своими руками погасил всякую надежду.

Убил ту, кого любил больше любого другого существа во Вселенной.

И, стоя в одиночестве, заплакал.

«Прости меня, прости…»

Чудовищная сущность, в которую превратился капитан, почувствовала приближение металла к своему боку и распознала шаттл Вольевой. Триумвир даже не представляла себе, до какой степени он всеведущ в своих пределах. Из многих разговоров с нею он уяснил: она все еще считает его пленником «Ностальгии по бесконечности», хотя и слившимся со своей тюрьмой. Тем не менее Илиа узнала, как человеческая нервная система, разросшись, проникла в кибернетическую сеть корабля; все нервные узлы нового капитанского тела Вольева разыскала и тщательно отметила на схеме. После такого исследования невозможно было не понять, что различить пленника и тюрьму уже невозможно. Но Илиа так и не смогла отделаться от представления о Джоне Бреннигене как о сущности, обитающей внутри огромного звездолета. Наверное, все еще не готова была к столь резкой перемене в устоявшихся отношениях. Джон не винил ее за недостаток воображения. На месте Вольевой, пожалуй, он сам отчаянно держался бы за старое.

Капитан почувствовал, как шаттл проникает внутрь. Воистину неописуемое ощущение: будто сквозь кожу безболезненно пропихивают небольшой камень и он аккуратно умещается во внутренней полости. Через пару секунд Джон зафиксировал содрогание, это пришвартовался шаттл. Илиа вернулась.