Ковчег спасения

А Лайл имел дело исключительно с преступниками. Они понимали, что его медленная, ненадежная, хрупкая ракета на химической тяге с наименьшей вероятностью привлечет внимание таможни и полицейских. Лайл не мог обещать, что груз прибудет вовремя (если прибудет вообще). Но вот отсутствие проверок и неприятностей для клиентуры он гарантировал. И процветал, каковой факт тщательно прятал от властей, делая вид, что балансирует на грани банкротства. По меркам своего времени и окружения он был человеком зажиточным, намного состоятельнее Джима Бакса. Тот и не мечтал сравниться доходами с Лайлом. Меррик мог позволить себе раз в год снять альфа-копию своего сознания в аристократическом районе Города Бездны.

Много лет подряд Лайл без помех обделывал дела, но в один прекрасный момент заскучавший полицейский решил проверить ракету – просто потому, что Лайл никогда раньше не привлекал внимания властей, а это само по себе подозрительно. Догнать допотопное корыто труда не составило. Полицейский потребовал заглушить двигатели и открыть для него шлюз. Но Лайл попросту не мог такого позволить. Вся репутация этого человека зиждилась на том, что его грузы никогда не досматривались. Допустить полицейского на борт – все равно что расписаться в банкротстве.

Оставался единственный выход – удирать.

К счастью – вернее, как впоследствии оказалось, к большой беде, – до Нового Копенгагена было уже рукой подать. А неподалеку в «карусели» имелся большой ремонтный док, подходящий размерами для ракеты. Если постараться, можно успеть в док, чтобы там закрыться и уничтожить груз до того, как роботы-полицейские вломятся на борт. Конечно, Лайл оказался бы по уши в дерьме, но, по крайней мере, не подвел бы клиента, а это для Меррика значило куда больше, чем собственное благополучие.

Конечно, из его затеи ничего не вышло. Загнанный четырьмя полицейскими катерами, окружившими его и уже выстрелившими тормозные захваты, он не справился с посадочным маневром и врезался в «карусель». К большому удивлению всех, и прежде всего самого Лайла, он пережил столкновение. Отсеки жизнеобеспечения и пилотская рубка проломились сквозь оболочку спутника, будто клюв птенца сквозь скорлупу. Скорость ракеты не превышала пары десятков метров в секунду, и Лайл отделался синяками и ссадинами. Он уцелел и в тот момент, когда взорвался главный двигатель разом с огромными топливными баками. Рубку просто запихнуло глубже в «карусель».

Не успев обрадоваться чудесному спасению, Лайл понял: он уже в дерьме не по уши, а с головой. Ракета ударила не в самый густонаселенный район «карусели», но жертв оказалось немало. Разгерметизировалось много отсеков, воздух хлестал из пробитой оболочки «карусели» и корпуса ракеты. Меррик протаранил парк, миниатюрный лес, освещенный подвесными фонарями.

В любую другую ночь тут гуляла бы лишь пара десятков людей и животных, наслаждающихся синтетическим пейзажем при свете луны. Но в ночь столкновения в парке давали концерт, исполняли одно из творений Квирренбаха, рассчитанных на вкусы публики попроще. Собралось несколько сотен. К счастью, большинство выжило, хотя многие получили очень тяжелые ранения. Сорок три человека погибло, не считая казненного в результате всего этого Лайла. Весьма вероятно, что сосчитать удалось не все жертвы.

Лайл сбежать не пытался. Знал, что игра окончена. Смертная казнь грозила уже за отказ впустить полицию на борт. От рокового приговора в этом случае еще можно было увернуться – подмаслить, задобрить, договориться. Но после столкновения дороги назад уже не было. Со времен эпидемии, превратившей Блистающий Пояс в Ржавый, повреждение обитаемого спутника считалось худшим из преступлений. На этом фоне сорок три смерти почти ничего не добавляли к тяжести преступления.

Лайла Меррика арестовали, судили, признали виновным по всем пунктам обвинения и приговорили к необратимой нейросмерти. Поскольку стало известно, что он клонировал свое сознание, был применен закон Мандельштама. Специально назначенные чиновники, называемые стирателями памяти, занялись отслеживанием и уничтожением всех альф и бет Меррика. За стирателями стояла вся технологическая и юридическая мощь Феррисвильской конвенции. Они пользовались аппаратурой и программами, устойчивыми к плавящей чуме, могли прочесать любую базу данных или архив, выудить малейшие следы запрятанной копии – и стереть целиком массив данных, заподозренный в сокрытии преступного кода. Стиратели отличались усердием и отменной квалификацией.