Читаем Ковчег-Питер полностью

Да, я буду. Только сделайте так, чтобы я поскорее вышла отсюда. Я очень хочу снова видеть дочку и внука, я хочу еще раз поехать на море. Я ведь так любила бывать у моря. Забавно, что дети назвали меня мидией, ракушкой, морской жительницей. Какое это было бы счастье снова оказаться на берегу. Утром рано, на рассвете, идти по безлюдному пляжу, по песку, чтобы с тихим шорохом набегали на босые ступни прохладные спокойные волны. Воздух еще свежий до прозрачной звонкости. Море шуршит, размеренно дышит, отмеряет бегом волн время, спокойно наблюдает со своих просторов за жизнью на берегах. Потом с другой стороны, со стороны городка, к кромке прибоя набегает другая, человеческая волна, воздух наполняется криками и запахами шашлыка, пива, кукурузы. Вечером эта волна схлынет, оставив на песке прочитанные газеты, повернутые к небу разгаданными кроссвордами, пустые пластиковые стаканы, которые дети уже успели превратить в ведерки для песка, пакеты, наполненные очистками и объедками. И снова здесь станет спокойно и безлюдно. Уставший песок медленно остывает, сглаживаются следы человеческого присутствия. Если провести рукой по воде, под пальцами начинают искриться огоньки. Мне это мерцание всегда казалось намеком на какую-то божественную тайну, обещание вечной жизни. Если я умру… Да нет, почему «если», это ведь неизбежно случится когда-то со мной. Когда я умру, то пусть хоть часть меня останется, пусть я стану мидией, ракушкой или хотя бы вот такими огоньками, которые загораются, только если их коснуться рукой.

Антон

Телефон верещал так, что я услышал его даже через лупящие по лицу струи душа. Это звонил Волков, и меня прошиб озноб: сейчас скажет, что это я убил учительницу и они уже откопали ее труп в огороде. А священник, отец Николай, подтвердил, что я во всем сознался. Я хотел не отвечать на звонок, но капитан Волков даже звонить умел по-полицейски требовательно.

– Вы сможете сейчас подъехать к нам в отделение? – спросил он.

– А что? Зачем?

– По поводу витрины. Мы задержали троих, похоже, это ваши вещи у них. Надо опознать, оформить все. Ну, если захотите. Короче, будем разговаривать.

– О чем? Зачем разговаривать, если вы их нашли?

– Ну как? – удивился Волков. – Будете вы на них в суд подавать или нет? Короче говоря, подъезжайте.

– А учительницу вы не нашли?

– Какую учительницу?

– Ну, помните, я вам говорил. Она пропала.

– Так вы ведь не писали заявление. Или я что-то путаю?

– Нет, не путаете, я ничего не писал.

– Скворцов, у вас там все в порядке?

– Да, а что?

– Что-то голосом странным разговариваете.

– Да нет, это у меня просто телефон такой глючный, – сказал я. – Сейчас подъеду.

Когда я приехал в отделение и прошел в кабинет, там, кроме Волкова, обнаружился еще какой-то старлей, который сидел за столом и печатал что-то на компьютере, не поднимая головы. Мне предложили стул, я сел и стал смотреть на капитана, пытаясь угадать, подозревает ли он меня в убийстве учительницы, которого на самом деле, я надеюсь, не было. Не стоило ему вообще напоминать о ней. Но Волков на меня даже не смотрел, он вызвал дежурного и велел привести задержанных.

Пока мы ждали, когда их приведут, я попробовал подготовиться к этой встрече. Вообще, кажется, это было как-то неправильно, меня совсем не должны были с ними знакомить. Что если это будут настоящие бандиты? Трое мужчин с прожженными каторжной жизнью лицами, хмурых, сжимающих в жилистых, забитых татуировками руках грязные картузы. Казалось бы, зачем им грабить такой магазин? Но я мог себе спокойно представить, как они воспользовались украденным: в цветные одноразовые стаканчики они наливали чистый спирт, а карнавальные костюмы набили соломой и стреляли по ним из наганов как по мишеням. Это я, кажется, махнул от волнения куда-то в двадцатые годы. Нет, скорее всего, это будут спортивные ребята в тренировочных штанах, с обритыми головами, толстыми цепями на шеях, обязательно с парой темных прорех во рту на месте выбитых зубов. Карнавальные костюмы они отдали в детдом, в котором когда-то сами росли, а в одноразовых стаканчиках мешали водку с пивом и распивали этот ерш, сидя на краю песочницы на детской площадке. Ладно, лишь бы это не были кавказцы в широкоплечих кожаных куртках, которые потом обязательно начнут мстить. Все эти мысли пронеслись в моей голове очень быстро и не совсем взаправду. Просто надо было себя чем-то занять, пока задержанных вели к нам. Но если честно, я был немного рад, что, кроме Волкова, в кабинете был теперь еще этот безмолвный старлей.

Наконец открылась дверь и дежурный доложил, что привел задержанных. Волков почему-то усмехнулся и сказал:

– Давай!

Перейти на страницу:

Все книги серии Ковчег (ИД Городец)

Наш принцип
Наш принцип

Сергей служит в Липецком ОМОНе. Наряду с другими подразделениями он отправляется в служебную командировку, в место ведения боевых действий — Чеченскую Республику. Вынося порой невозможное и теряя боевых товарищей, Сергей не лишается веры в незыблемые истины. Веры в свой принцип. Книга Александра Пономарева «Наш принцип» — не о войне, она — о человеке, который оказался там, где горит земля. О человеке, который навсегда останется человеком, несмотря ни на что. Настоящие, честные истории о солдатском и офицерском быте того времени. Эти истории заставляют смеяться и плакать, порой одновременно, проживать каждую служебную командировку, словно ты сам оказался там. Будто это ты едешь на броне БТРа или в кабине «Урала». Ты держишь круговую оборону. Но, как бы ни было тяжело и что бы ни случилось, главное — помнить одно: своих не бросают, это «Наш принцип».

Александр Анатольевич Пономарёв

Проза о войне / Книги о войне / Документальное
Ковчег-Питер
Ковчег-Питер

В сборник вошли произведения питерских авторов. В их прозе отчетливо чувствуется Санкт-Петербург. Набережные, заключенные в камень, холодные ветры, редкие солнечные дни, но такие, что, оказавшись однажды в Петергофе в погожий день, уже никогда не забудешь. Именно этот уникальный Питер проступает сквозь текст, даже когда речь идет о Литве, в случае с повестью Вадима Шамшурина «Переотражение». С нее и начинается «Ковчег Питер», герои произведений которого учатся, взрослеют, пытаются понять и принять себя и окружающий их мир. И если принятие себя – это только начало, то Пальчиков, герой одноименного произведения Анатолия Бузулукского, уже давно изучив себя вдоль и поперек, пробует принять мир таким, какой он есть.Пять авторов – пять повестей. И Питер не как место действия, а как единое пространство творческой мастерской. Стиль, интонация, взгляд у каждого автора свои. Но оставаясь верны каждый собственному пути, становятся невольными попутчиками, совпадая в векторе литературного творчества. Вадим Шамшурин представит своих героев из повести в рассказах «Переотражение», события в жизни которых совпадают до мелочей, словно они являются близнецами одной судьбы. Анна Смерчек расскажет о повести «Дважды два», в которой молодому человеку предстоит решить серьезные вопросы, взрослея и отделяя вымысел от реальности. Главный герой повести «Здравствуй, папа» Сергея Прудникова вдруг обнаруживает, что весь мир вокруг него распадается на осколки, прежние связующие нити рвутся, а отчуждённость во взаимодействии между людьми становится правилом.Александр Клочков в повести «Однажды взятый курс» показывает, как офицерское братство в современном мире отвоевывает место взаимоподержке, достоинству и чести. А Анатолий Бузулукский в повести «Пальчиков» вырисовывает своего героя в спокойном ритмечистом литературном стиле, чем-то неуловимо похожим на «Стоунера» американского писателя Джона Уильямса.

Александр Николаевич Клочков , Анатолий Бузулукский , Вадим Шамшурин , Коллектив авторов , Сергей Прудников

Проза / Современная русская и зарубежная проза / Современная проза

Похожие книги