Ковчег Лит. Том 2

Я и сам заметил, что с приходом Аси Вениаминовны начал писать по-другому. Мне казалось, если я могу копировать цифры с доски, разве я не могу копировать так же мысли? Из головы. И я стал писать, точно как думаю. Мыслю, точнее, — так было интересней. Сейчас расскажу, как это.

Вот, например, как я начал свое сочинение по «Дубровскому»:

«Я думаю, Дубровский очень плохой человек, потому что… А, черт! Опять Даник (это мой брат) со своими тупыми дисками пришел. Я забыл, что хотел написать…»

Я пишу случайные мысли, про Даника, про нашу собаку, про школу, про Романа Валерьяновича, просто какие-то мысли, вставляю даже междометия, если они в моей голове. А они там бывают часто. Мне очень понравилось так писать. Как будто я делал что-то необыкновенное.

— У вас большая семья, да? — спрашивает Ася Вениаминовна.

Я киваю.

— Расскажешь мне про нее?

Я не люблю говорить. Мне нравится писать. А она так смотрит еще — сразу все мысли выветриваются.

— Моя мама парикмахер, — говорю я, — а моя собака сегодня написала мне в постель.

Ася Вениаминовна смеется, а я радуюсь, что она радуется. Я тоже смеюсь. И оба мы счастливы.

Потом пошел к морю. Осенью у него очень холодно, а весной хорошо. Купаться, правда, нельзя. Только если в конце мая. Наш класс обычно в последний день учебы туда ходил. Девочки в купальниках. Все белые такие, как белые тюлени. Я по телику видел — гренландские называются. А у нас тюленей нет — только жуки. Лежат, как поплавки, по всему морю — не прорваться. Дохлые, конечно. Я поэтому и не люблю купаться. Открываешь рот, чтобы вдохнуть, — а тебе туда один заплывает. Я-то не против. А вот девочки боятся.

Я смотрю на жуков и думаю об Асе Вениаминовне. Она разрешила заходить к ней в кабинет, когда я захочу. А еще конфету дала, ириску. Я ее на веревочку привязал и на шею повесил — вместо крестика.

Вдруг я увидел его — одного живого. Он лежал на спине и дергал ногами. Он умолял о помощи. Внутри у меня все скрутилось, я снял ботинки и зашел в воду. Его тельце чуть накрыло волной и отнесло. Я зашел по колено — только бы не захлебнулся.

— Леня!

Что это? Мне так холодно, что я не сразу понимаю, откуда идет звук. Похоже, что с берега.

— Леня, не надо!

Голос знакомый. Я оборачиваюсь — Ася Вениаминовна. Бежит по склону к берегу, сумку в руках держит, пальто распахнуто.

— С ума сошел, придурок.

Забегает в воду, волны мочат ее юбку. Хватает меня за куртку и тащит к берегу.

— Да чего вы? — вырываюсь я и не двигаюсь с места.

Она останавливается.

— Я подумала, ты топиться собрался.

Я опускаю голову — мой жук, растопырив лапки, качается на воде. Умер.

* * *

По пляжу разбросаны старые лежаки — они сейчас не нужны никому. Асенька садится на один и начинает рыться в сумке. Часто дышит, дрожит. Наконец достает оттуда термос.

— На.

Я пью. Зеленый. Сладкий.

— Горячий?

— Ага.

Асенька протягивает руку. Я возвращаю термос, и она пьет большими глотками.

— А чего ты в воду-то полез? — спрашивает.

— Жука увидел, — отвечаю. — Живого. Сейчас уже мертвого, конечно.

Ася Вениаминовна только кивнула, и мне показалось, что она понимает.

— Ася Вениаминовна, а вы правда думаете, что у меня сочинения хорошие?

— Да ты вообще писатель у меня, — говорит она.

Потом мы смотрели на море. Молча.

* * *

Я наконец понял, о чем говорила Асенька, когда сказала: «Да ты вообще писатель у меня». В нашей школе будет конкурс. «Проба пера» называется. Я на сайте вчера видел. Тогда-то я и понял, тогда-то и дошло до меня, на что она намекала. Это был не комплимент — это был знак. Она хочет, чтобы я победил. И я ее не подведу.

Во вторник я снова остался. Ася Вениаминовна предложила мне чай и снова дала конфету.

— Как твои дела, Леня? Расскажи.

— Я решил… — Я запинаюсь, очень волнуюсь ей сказать. — Я подумал, что хочу написать рассказ. Или даже повесть.

Я жду ее реакции. Асенька снова достает из сумки термос и пьет чай.

— Вот как, — говорит она. — Ты решил поучаствовать в конкурсе?

— Да.

В этот момент в классную дверь постучали, и в проеме показалась голова Натальи Марковны, нашего завуча. Она последнее время часто заходит в наш класс.

— Асенька Вениаминовна, можно вас, всего на минуточку… — говорит она пониженным голосом, каким всегда учителя обращаются к учителям при «детях».

Асенька быстро встала и скрылась за дверью. А я остался ждать. На столе у Аси Вениаминовны много вещей. Посередине стола — программка конкурса. Она вернулась через минут десять, и я сразу почувствовал, что ее что-то расстроило, — кто ее обидел? Что ей сказали?

— Ну, на чем мы остановились? — спрашивает Асенька. — Ах да, на конкурсе. Ты, я вижу, стараешься не отставать от ребят. Это очень хорошо.

При чем тут ребята?

— Скажи, Леня, тебя вообще все устраивает в твоем классе?

Ее тон мне не нравился. Как будто она отвечала у доски стихотворение, хорошо выученное, отчеканенное и даром никому не нужное.

Говорю ей:

— Мне нравится Ульянка Грузенко, а я ей нет, потому что ей нравится Гуськов.

— Это ты с чего решил, что он ей нравится? — улыбается Ася Вениаминовна.

— Потому что Гуськов занимается ушу, а я не занимаюсь. И еще он математику понимает. А я нет.

* * *