Ковчег Лит. Том 2

В детской палате умеющие ходить устраивают игру в путаницу. Это ужасно весело, но правил я уже не помню. Меня только что отвязали от кровати после операции по удалению паховой грыжи. Это довольно унизительно, когда тебе привязывают руки и ноги, и медсестра только после моего твердого заверения, что я не сорву повязку, освобождает меня и помогает надеть трусы и ночнушку. Я лежу и смотрю на эту путаницу. Девочки в разноцветных халатах держатся за руки, меняются местами. Я не выдерживаю и смеюсь. С другой стороны палаты тоже смеются. И это так смешно и больно! Больно! В паху жжет и тянет! Мы стонем и орем от смеха и боли! У меня текут слезы — так смешно. Прибегает медсестра и все прекращает, потому что у нас могут разойтись швы. В палате двенадцать человек.

— Отодвинь меня как-нибудь от края, — прошу я.

Это очень важно, потому что я боюсь высоты, а кровать высокая. Лежать на краю кровати даже в полуселедочном состоянии мне скверно, если бы не мысли о трусах, я бы поддалась панике.

— Ок, погодь.

— А закрой мне ноги. Не могу на них смотреть.

— Ок, ща, — бежевые селедки исчезают.

Приходит Зеленое Облако и говорит, что нужно пить воду, не меньше двух литров, что где-то к четырем отойдет наркоз, и когда я почувствую боль, можно будет есть. Мне только боли не хватает… Я киваю, хотя в боль не верю. Он обещает зайти еще.

Боль я не почувствовала, наркоз отошел только после десяти вечера, было уже не до еды. Я гадала: болит или еще нет? Точнее, я ожидала какую-то особенную боль, потому все, что приходило, казалось мне не похожим на настоящую боль, впрочем, с мурашками ведь тоже не вышло.

Котлеты вкусно пахнут, далианская подруга ест бутерброды, от меня котлетам все равно никакой пользы. Селедки спрятаны под бинтами и одеялом. Я пью воду. Есть не хочется, так хорошо и почти свободно, что еда не имеет никакого значения. Имеет значение время. Лежать нужно до утра. А утро осталось где-то там, на пляже.

Русалочьи дыры

Кровати здесь специальные: каким-то хитрым образом их можно поднять с двух сторон и из прямой кроватной линии сделать что-то вроде треугольника без верхней линии. Сам ты тоже становишься таким треугольником, но никуда не выпадаешь. Кажется, что ты занят йогой и представляешь собой довольно гибкий субъект. Моя кровать поднята только с одной стороны, поэтому кажется, что я в шезлонге просто задрала ноги и загораю.

В кровати обнаружилась дыра. Вчера ее не было, а теперь я лежу на кровати с дырой. Я пытаюсь сообразить, откуда бы ей взяться. Ничего предосудительного я пока не вытворяла. Но — голова, плечи, грудь с синяками и часть живота лежит на вчерашней кровати, а дальше ничего нет, ноги торчат, обозначая первую линию горизонта, вторая — белые очертания кроватной спинки.

— Слушай, посмотри, пожалуйста, под кровать, там дыры нет?

Далианская подруга с интересом лезет под кровать.

— Дыры нет.

— Нет? Точно?

— Точно.

— Ерунда какая, под кроватью дыры нет, а на кровати есть.

— Ты уверена?

— Да, я чувствую, дырявая кровать. А что там есть?

Подруга ныряет обратно.

— Мешочек такой и трубочка вон тянется к тебе.

— Это катетер. Он у меня из операционной. И все? Больше ничего?

— Сейчас еще раз проверю.

Подруга вернулась под кровать.

— Ну как? — еще от двери кричит Зеленое Облако и облокачивается на вторую линию горизонта.

Далианская подруга вылезла обратно.

— Что там у вас?

— Да вот, проверяем, дыра там в кровати. Ищем вот.

— Дыра? Дай-ка посмотрю.

Зеленое Облако отпустил горизонт и нырнул под кровать.

— Нет никакой дыры. Ты воду пьешь? Боль появилась? Голова не кружится? Не тошнит?

— Пью. Не тошнит, не кружится. Боли нет и некоторых частей тела тоже пока нет, а ведь уже шестнадцать часов, — щипнув что-то для верного ответа, говорю я.

— Ну и хорошо, потом будут, — и, хихикая, исчез за дверью.

Ему смешно… пожалуй… говорящая селедка… Пожалуй, я понимаю, почему в кровати дыра.

— Слушай, вот почему дыра! — говорю я далианской подруге. — Там же ничего нет, все в наркозе! Это я не чувствую кровать, а не она меня.