Ковчег

Он стоял у подъезда, шагах в сорока от нас. Именно стоял, а не лежал, скучая в ожидании. Рослый, грациозный дог мраморного окраса с безупречной шерстью и ушами торчком. Ни вывалившегося языка, ни текущих слюней, ни одного даже самого скупого движения. Он больше походил на статую, чем на живое существо. И он ждал меня. Снова защипало кожу, заслезились глаза. Мимолетный запах внезапно заполнил ноздри, горло, легкие. В этот раз я узнал его сразу — запах пыли тридцатилетней выдержки, запах, окружавший меня в момент пробуждения.

— Не шевелись, — тихо предупредил Игорь, поднимая ружье. — Сейчас я его сниму.

Перед глазами вспыхнули ослепительные разноцветные пятна, словно яркость и контрастность окружающего мира разом вывели на максимум. На секунду я ослеп, но пляска цвета тут же успокоилась, рябь ушла, размытость сложилась в четкие картинки. Мне почти удалось понять, что на них изображено…

Хлопнуло ружье. Дог сорвался с места — не к нам, куда-то вбок. Я мучительно закашлялся, пытаясь выдавить из легких несуществующую пыль. Игорь судорожно передернул затвор и послал вдогонку псу еще одну пулю. Тот не остановился. Нырнул за угол здания.

— Я же попал, попал! — На миг мне показалось, что Игорь бросится в погоню или от досады расколошматит ружье об асфальт. Разумеется, ни того ни другого не произошло. — Нет, ну ты видел! Опять сбежал! Это же тот самый, со стройки, помнишь?

— Помню…

Я снова закашлялся. Стало легче. Налетевший порыв ветра, унес аромат прошлого. Мир вернулся к нормальным цветам.

— Похлопать? — Игорь был так возбужден, что даже не заметил моего странного поведения. — Нет, ну это потрясающе! Второй раз та же самая собака… И опять смылся!

Он перезарядил ружье.

— Ничего, еще поквитаемся. Пошли быстрее за твоей Библией, а то грузовик уедет.

— Пошли…

Второй раз. Второй и не последний. Я не знал, зачем приходил этот похожий на призрака пес. Возможно, и в самом деле по мою душу. Но отчего-то я был твердо уверен, что он вернется. Куда бы я ни перебрался, где бы ни жил, он снова найдет меня. И снова посмотрит мне в глаза.

Глава 4

Начальство бывает разное. Умное и глупое, расчетливое и самонадеянное, злобное и благодушное. Неизменна лишь одна черта: начальство всегда знает, как лучше, но не всегда способно выразить это знание в словах. И неизбежно наступает момент, когда подчиненный уныло, в сотый раз повторяет одни и те же аргументы, а начальник, которому упрямство подчиненного уже поперек горла, с каменным выражением лица безапелляционно приказывает: «Прекратили дискуссию. Делай, как я сказал…» Что именно приключится с подчиненным в случае отказа, во многом зависит от сдержанности и рассудительности начальника. И, разумеется, от сиюминутного настроения.

Наше начальство было рассудительным. Его решения от настроения не зависели, и потому спорить никто не пытался. Распределят на труповозки — и всё. С другой стороны, на труповозках хотя бы безопасно, а здесь… Здесь может случиться всякое. И даже наш усиленный, до зубов вооруженный личный состав вовсе не гарантия безопасности.

Однако хорошее начальство способно не только приказать, но и убедить. «Вы делаете важное дело, парни. Если не вы, то кто? Если не сейчас, то когда?» Десять минут разговора — и ты уже ощущаешь себя супергероем, от действий которого зависит спасение всего города. И тогда ничего не остается, кроме как взять под козырек и, осознав свою исключительность, отправиться к черту на рога ради великой цели.

Впрочем, важность миссии — это одно, а вот предоставить подчиненным транспорт — совсем другое. И несмотря на все просьбы, аргументы и заверения вернуть все в целости и сохранности, в грузовике нам отказали наотрез. «Очень важно, чтобы вы съездили туда, ребята, поэтому на велосипеды — и вперед!» Вот такой вот циничный прагматизм.

После трехдневных дождей немного прояснилось. В свинцовом полотне неба появились прорехи, сквозь которые нет-нет да выглядывало солнце. Воздух после дождя был свеж, приятно пахло прелыми листьями. Идеальная погода для велопрогулки. Только вот назвать нашу поездку прогулкой язык не поворачивался.

Из лагеря мы выехали ранним утром. Путь предстоял неблизкий, а возвращаться в темноте не хотелось. Я толком еще не проснулся. Под утро мне опять приснилась эта дурацкая собака, и часов с четырех я мучился, на минуту-другую проваливаясь в сон и тут же просыпаясь. Треск будильника стал настоящим избавлением, однако через час организм напомнил о недосыпе. Поэтому я пристроился в конце велокоманды и, позевывая, катил за пелетоном, вполглаза поглядывая по сторонам.

Проспект Ленина — тот самый, над которым проплывала наша лодка, — был пуст. Немногие счастливчики, встретившие наводнение на верхних этажах, перебрались в лагерь коммуны в числе первых. Конечно, нашлись и те, кто остался в своей квартире, отчаянно цепляясь за осколки прошлого. Однако с каждым днем таких становилось все меньше.