В его брата.
И, как ни странно, я не держу зла на Дмитрия за его предательство. Мы оба осторожно движемся к своим целям. А значит, мы все еще можем использовать друг друга.
— Но мне кое-что нужно от тебя, — признаюсь я. — Хочу подготовить запасной план, если вдруг не выберусь из этого живой.
Риск слишком велик. И каким бы безрассудным ни был мой план, есть большая вероятность, что Лука догадается. Я только надеюсь, что это произойдет не раньше, чем ярость затмит его разум и вонзится между ним и его братом, чьи отношения уже едва держатся.
Мне нужно использовать его как отвлекающий маневр. Хочу рискнуть, чтобы Ивана вернули обратно и, возможно, Лука уехал в Италию. Потому что он душит меня, и я не могу добраться до своей цели, пока он стоит на пути.
Что касается Дмитрия, мне нужно, чтобы он запустил все в действие как резервный вариант, если я не выживу. Что бы ни случилось, я хочу, чтобы голос моей матери был услышан, чтобы моего отца допросили и, наконец, похоронили его имя навсегда.
40
Я слежу за тем, как Ара возвращается домой через камеры, которые я установил в ее квартире. Она неловко несет коробку с пирожными «Твинки», которую я отправил ей в офис. Единственное, что она еще не выбросила из всего, что я прислал ей на этой неделе. Я отправляю ей сообщение:
Я:
Она достает телефон, скептически осматривает комнаты, пытаясь найти меня. Ядовитое удовлетворение. Но, конечно же, она не отвечает. Похоже, придется снова ее наказать.
Я сижу в фамильном особняке, просматриваю старые контракты и бумаги. Глупо было с ее стороны думать, что она сможет найти здесь что-то важное, но интуиция ее не подводит. Отец любил коллекционировать трофеи, поэтому я знаю, где искать его особо секретные документы. Я хранил их как раз для таких ситуаций, и для шантажа в случае необходимости. Лоренцо наливает мне виски как раз в тот момент, когда на пороге кабинета появляется Дарио. Выглядит помятым, и мне совершенно неинтересно знать, почему.
— Можем поговорить? — Спрашивает он и выразительно смотрит на Лоренцо, ожидая, что тот выйдет.
— О чем? — Продолжаю перелистывать бумаги я.
—
Я прикрываю бумаги, представляющие интерес, и делаю глоток виски, пока Дарио устраивается напротив.
— Знаю, что ты меня ненавидишь, — начинает он. Прямо скажем, это мягко сказано. — Но я хочу помочь тебе с тем, что здесь происходит.
— А что ты вообще знаешь о том, что здесь сейчас происходит? — Спрашиваю. — Ты так и не повзрослел, Дарио. Тогда, да и сейчас тоже.
Его челюсть сжимается.
— Ты этого хочешь? Чтобы я и все остальные тебя боялись?!
— Да.
Меня волнует не столько его страх, сколько необходимость держать его подальше, чтобы в любой момент, когда будет подходящее настроение, я мог решить, оставить ли его в живых. Но в то же время он должен быть достаточно близко, чтобы не стать угрозой для репутации семьи. Возможно, это моя слабость — что я не могу избавиться от него раз и навсегда. Что родственная связь удерживает меня от одиночества. Пока что.
— Не знаю, как еще объяснить тебе, как сильно я сожалею о той ночи, — говорит он. — Знаю, что тогда выпил слишком много, и тебе пришлось взять ответственность за меня. Но теперь я могу помочь!
Меня буквально переполняет ярость от его легкомысленного отношения к своим поступкам. Даже сейчас он не понимает ту ответственность, которая легла на нас из-за того, что он чуть не разрушил все, что нам принадлежит.
Шиплю сквозь зубы, чтобы напомнить о его грехах:
— Ты пустил пулю в грудь нашего отца. Думаешь, ты готов к ответственности? Рассказать нашим людям? Посмотреть, кто проголосует против? Кто придет за нами обоими за попытку замять это?
Он вздрагивает от резкости моего тона.
— Я не хотел, — оправдывается он.
Детская отговорка. Я устал покрывать его, рискуя своим положением и преданностью моих людей.
— Ты можешь хоть каждый вечер топить свое горе в выпивке, но именно я держу бизнес на плаву. Я спасал твою жалкую задницу. И ты еще спрашиваешь, почему мне противно твое присутствие? Думаешь, я несправедлив?
Он затихает, угрюмо бормочет:
— Я посмешище для всей семьи. Меня никто всерьез не воспринимает. Все считают меня избалованным ребенком.
— Потому что ты и ведешь себя именно так. Лучше пусть видят тебя таким, чем твою истинную сущность.
Все мои силы уходят на то, чтобы не наброситься на него и не придушить за эту наивность. Я вспоминаю ту ночь: звук выстрела, доносящийся из этого самого кабинета, и себя первым на месте происшествия. Дарио стоял над отцом с пистолетом в руках, затуманенный взгляд, полный неосознания того, что он только что натворил. Они поссорились из-за его пьянства и наркотиков.