У меня руки чешутся разбить телефон о стену. Пока я не осознаю, что он, возможно, увидел фотографию в нижнем ящике комода. Я не хочу, чтобы он прикасался к моим драгоценным воспоминаниям. Он может забрать все, что угодно, но только не их. Когда я лихорадочно открываю ящик, фотография на месте. Это ничего не значит. Он мог буквально все перерыть и, скорее всего, так и сделал.
Я так сильно его ненавижу.
Вдобавок ко всему, он испортил мне жизнь и любовь к Фрэнку Синатре. Беру пластинку, собираясь выбросить ее в мусор. Но, открыв мусорное ведро, замираю, чувствуя, как дергается глаз.
Четыре коробки с «Твинки» валяются на дне.
Мудозвон.
Открываю шкафчик — пусто.
Яростно набираю сообщение и отправляю.
Я:
Неизвестный номер:
Теперь меня трясет от злости. Вломиться в мой дом, порыться в моих вещах — это еще ладно. Но выбросьте мои «Твинки», и увидите, как психопат внутри меня выйдет наружу.
На экране появляются три прыгающих точки. Он пишет еще одно сообщение. Лучше бы это были гребаные извинения, но не могу даже представить, чтобы Лука знал, как извиняться.
Неизвестный номер:
Мне нужна пауза. Меня бесит, как много этот ублюдок уже знает обо мне. Моя мать была итальянкой, и, хотя я познакомилась с некоторыми деликатесами и бегло выучила язык, это было пределом моего знакомства с Италией. Никаких семейных поездок, никаких визитов на родину мамы.
И я уверена, что он уже все знает.
Печатаю ответ.
Я:
Неизвестный номер:
Я швыряю телефон на стол.
— Как же я его ненавижу! — Рычу от ярости. Меня тут же охватывает раскаяние по поводу моего бедного телефона, и, когда иду забрать его, я замираю.
Я ведусь на его игру.
До меня доходит, что он хочет, чтобы я ответила. Он хочет привлечь мое внимание.
Еще одно сообщение.
Неизвестный номер:
Ублюдок. Даже не хочу спрашивать, откуда он об этом знает.
Кипя от злости, разрываю пакет с продуктами, радуясь, что по какой-то причине мне показалось отличной идеей купить еще одну коробку «Твинки», пока они были по скидке. Разрываю упаковку зубами и откусываю бисквитное пирожное, одновременно показывая средний палец и фотографируясь.
Отправляю.
В эту игру можно играть вдвоем. Но это не значит, что я полностью принадлежу ему. Или когда-нибудь буду.
Если я умру из-за этого, так тому и быть.
16
Я смеюсь, глядя на фотографию, которую она прислала. Дерзость затуманила ее рассудок. Я хочу сломить ее всеми способами, чтобы она полностью подчинилась мне.
На фоне играет классическая музыка, пока я просматриваю фотографии Ары, сделанные за последние несколько дней. Есть фотографии, на которых она встречается с друзьями за завтраком утром. Я знаю всех на снимке, и не ясно, что связывает ее с этими людьми. Она хорошо вписалась в свою роль и в город. Интересно, зачем ей эти подруги и отцовский бизнес, когда она явно здесь по каким-то другим причинам? Прикрытие для ее темных делишек?
Офис в особняке огромен, и его занимает мой брат Дарио, который нервно ерзает напротив меня. Не могу вспомнить, когда в последний раз мы с братом жили в одной комнате. Мне больше нравится моя квартира, в то время как Дарио предпочитает оставаться в семейном особняке. Так проще нам обоим. Я появляюсь здесь только по необходимости.
Лоренцо стоит у меня за спиной, а Дарио не по себе в моем присутствии. Он не проявляет интереса к фотографиям и, кажется, не узнал ее с той первой ночи, когда она переступила порог нашего особняка, воспользовавшись им. Моя челюсть сжимается при мысли о том, что Дарио прикасался к ней. Особенно когда эти маленькие ядовитые губки были явно созданы для моего члена.
— Когда Иван вернется? У тебя же, наверняка, есть дела поважнее в Италии, не так ли? — Наконец спрашивает Дарио. Он не из тех, кто умеет сидеть молча.
Я закуриваю сигару, откидываюсь назад и задумчиво выпускаю дым в его сторону.
— Ты узнаешь эту женщину? — Спрашиваю я, бросая ему фотографию. Его брови сходятся в замешательстве, но он берет фотографию и смотрит на нее, а затем на меня, приподняв брови.
Он проводит рукой по волосам. Перед ним фото Ары, выходящей из своего жилого комплекса.
— Нет. Ну, все возможно, но ты же знаешь, мне нравятся блондинки.