Котел

Галлоуэй выделил несколько объектов на мониторе, пользуясь специальным ручным контроллером, чтобы обозначить те части, которые казались ему особенно важными. На некоторых фотографиях видны были самолеты, стоящие в ангарах. На других ряд за рядом красовались танки и другие бронемашины, расставленные на полях возле небольших городков и деревень.

– Все эти фотографии, сделанные со спутника, показывают, что ЕвроКон стягивает огромное количество авиации и наземных войск на свои новые базы в восточной Германии. И, что особенно важно, они даже не считают нужным скрывать эту глобальную передислокацию.

– Неужели? – Президент наклонился в кресле.

Галлоуэй энергично закивал головой.

– Да, сэр. Моим коллегам из ЕвроКона известны циклы вращения по орбите всех наших спутников. Если бы они хотели держать перемещения войск в тайне, то передвигали бы технику в те часы суток, когда наши спутники "слепы" – и прятали бы машины под камуфляжными сетками в те часы, когда спутники могут снимать. Мы все равно рано или поздно заметили бы движение, но не так быстро и не так легко.

– Итак, это преднамеренный политический маневр для оказания давления на поляков и чехов, а не предварительная подготовка к военным выступлениям?

– Вот именно, господин президент. – Председатель Комитета начальников штабов погасил монитор и включил на полную мощность освещение в зале. – Но наши союзники не могут использовать эту возможность, а ведь их открыто вынуждают ответить на провокацию.

– Хотя поляков до сих пор волнуют отношения с Россией, но их ничуть не меньше беспокоит ЕвроКон. К настоящему моменту они переместили к германской границе четыре из девяти активно действующих дивизий, и еще две у них в резерве. А когда я беседовал сегодня утром с их министром обороны, генералом Староном, он сообщил мне, что президент намерен отдать приказ об активизации резервных дивизий. Аналогичные шаги намерены предпринять чехи и словаки.

Хантингтон почувствовал, что тяжесть в груди усиливается. Новости были очень плохими. Призыв военнослужащих запаса, которых надо было оторвать от их привычных гражданских занятий, был, безусловно, дорогостоящим мероприятием. Тот факт, что три малых европейских державы даже задумались о подобном шаге в период жестокого экономического кризиса, указывал на их серьезную обеспокоенность.

Галлоуэй грустно покачал головой.

– Десятки тысяч солдат в полной боевой готовности по обе стороны границы, авиационные патрули в обстановке, приближенной к боевой, – это место становится по-настоящему взрывоопасным, конфликт может произойти в любой момент.

– Очень плохо, – президент повернулся на стуле в сторону Харриса Термана. – Какие-нибудь новые дипломатические события, о которых мне необходимо знать?

– Нет, сэр. – Голос госсекретаря звучал несколько виновато. – Ни на одном направлении никто не шагнул больше чем на дюйм.

– Хорошо, господа. Мне нужен ваш совет. Что конкретно могу я предпринять по этому поводу? – Президент постучал ручкой по столу. – Генерал? Джон? У вас есть идеи?

У министра обороны был задумчивый вид.

– Комитет начальников штабов и я считаем, что надо продолжать и даже усилить военную помощь Польше и остальным странам, господин президент. Мы могли бы задействовать оснащение наших резервных частей.

– Послать еще танки? – У Термана был вид человека, в которого только что ударила молния. – Генерал Галлоуэй абсолютно прав. Весь этот район напоминает сейчас военную базу. Так чем же можно помочь, ввозя новое оружие?

Лусиер продолжал, обращаясь к президенту и не глядя на остальных.

– Оружие само по себе не начинает войну. Гораздо важней взаимоотношения и намерения сторон.

Хантингтон молча кивнул. Педантичный коротышка министр обороны на сей раз был абсолютно прав. Слишком много внимания уделяется паритету в военной технике. Если следовать этим странным правилам, то программу перевооружения для завоевания Европы Адольфа Гитлера можно считать дестабилизирующим фактором не в большей степени, чем усилия союзников, направленные на обуздание нацистского диктатора.