КОТАстрофа. Мир фантастики 2012

— Так потом оно это… Вишь, мил человек, животинка-то сообразно массе получается… А масса-то у нас, эфирных созданий, сообразно вере, стало быть…

— Э… эфирных? — с сомнением переспросил Артем.

Иваныч фыркнул, поднес ладонь к лицу, скрючил пальцы в хищную звериную пятерню, покачал расстроенно головой.

— Ведь оно раньше-то как… раньше обернешься так с удовольствием в волка — зубы — о! — Барсик Иваныч развел руки во всю ширь, как рыбаки, хвастающиеся пойманной щукой. — …лапы — о! — да по деревне гоголем… Псы цепные скулят, в будки лезут; бабы визжат, мужики с дубьем… с уважением и верой, стало быть… Красота! А чем дальше, тем хуже. Страху все меньше, и веры, стало быть… Мне как один пацаненок сказал: «Ты, мол, чего, дядь Борь, брешешь… нету никаких оборотней… технический прогресс мол, у нас на дворе… Электрификация всей страны, мол…» — так я потом тока с третьего раза обернулся… да и волк худой получился, облезлый какой-то… А после того волка и я росточком усох, да в плечах поужее вышел… Дальше — хуже… К Аделаиде уже котенком шклявым пришел; ну, у ней откормился немного, сметанкой да разговорами… душевная она была, Аделаида-то… А теперь я вон опять не пойми что…

Мужичок расстроенно махнул рукой. Артем промолчал, ошарашенно разглядывая Барсика Ивановича. Что он там про электрификацию-то говорил? То есть он еще во время революции уже…

— Да ладно, что я все о себе… — вздохнул Иваныч. — Я об Аделаиде хотел. Ты вот, молодо-зелено, знаешь, отчего призраками делаются?

— Ну… хм… — Артем кашлянул, прочищая охрипшее горло. — Наверное, когда в земной жизни чего-то не закончено…

— Вот молодежь, а! Небось, в книжке какой прочел?

— Ну…

— Тогда слушай. Объясню. Аделаида, когда жених погиб, все в это поверить не могла. Представляла его все время. Как будто он здесь по квартире ходит, с ней разговаривает. Аделаида тогда и видеть больше никого не хотела. Запрется наглухо и все со своим Петечкой придуманным разговаривает. И так месяц, два, три. Ну, я понял, что дело худо. Поговорил с ней со всей строгостью. Припугнул даже чуток. «Не смей, — говорю, — Ада! Ты понимаешь, что творишь? Ты себе призрака сотворяешь! Не его — не Петечку твоего настоящего — а морок. Ненастоящее, страшное своими руками лепишь. Воспоминания надо хранить, а не лепить из них призраков. Ты вот возьми ваши старые фотографии — и повспоминай иногда себе вдоволь — и Петечку своего, и себя, настоящих, там, в той жизни, много лет назад. Поплачь, если плачется. Только не тащи его из прошлой жизни сюда, не заставляй бледным да снулым по твоей квартире бродить. Ведь разве ж он такой раньше был, а? Зачем же ты сама его, любимого своего, живого, так жестоко и долго убиваешь?»

Иваныч вздохнул и замолчал, задумавшись.

— И что? — спросил Артем.

— Что-что. Поняла она. Не дура. Только вот я, дурень старый, не углядел, как она потом от тоски сама из себя двух призраков сотворила. Понял теперь?

— Не очень.

— Вот молодежь! — огорчился Барсик Иваныч. Задумался. Потом зевнул. — Слушай, молодежь, а чаю у тебя есть? А то все молоко да сметана, уже из горла лезет. Чаю бы с лимоном и баранками, а?

Жмурясь и отдуваясь, Барсик Иваныч с хлюпаньем потягивал горячий чай из водочной стопки.

— Лимона в следующий раз купи, — строго велел он, переведя дыхание, — и меду. Вот, молодежь…

— И баранок, — пообещал Артем.

— Ага-ага…

На улице светлело. Ветер, впервые за несколько дней, утих. Костлявые ветки за окном шевелились лениво, умиротворенно, будто удобнее поворачивались под утренним солнышком, чтобы погреть застывшие бока. Призраки угомонились, наговорившись за ночь, в квартире стояла тишина. Только сопел от удовольствия котенок-оборотень, допивая чай из стопки…

— Вот рассказать кому, — задумчиво сказал Артем, протирая глаза, слезящиеся от бессонной ночи, — бред ведь полный…

— А не бред, когда из одной живой женщины два призрака получается? А? — сердито буркнул Барсик Иванович, отрываясь на секунду от стопки с чаем.

— И что теперь? Священника звать?

— Зачем священника? — удивился Иваныч. — Помер кто? Или венчается?

— Ну, это… квартиру может освятить, призраков прогнать…

— Вот! — возмущенно воскликнул Барсик Иваныч, взмахнул руками, чуть не выронил стопку. — Вот! Вот молодежь-то а? Вот, людская порода! Всех бы прогнать! Кота бездомного — гнать! Призраков — гнать! Соседей — кляузами выжить; соседская собака лает — стрихнину ей… А может, у ней, сердешной, какое горе… А может… Нет — гнать! А договориться? А?

Спать Барсик Иваныч решил котом. Сказал, так, мол, привычнее.

Устроился на одеяле рядом с Артемом, свернулся в клубок, спрятал нос под лапу. Пробормотал сонно:

— К холоду…

— Что?

— Когда кот нос прячет — это к холоду, — проворчал из-под лапы Барсик Иваныч. — Во молодежь бестолковая, даже примет народных не знает… Зима скоро…

— Барсик… э… Борис Иваныч, — позвал Артем.

— Мрм? — недовольно буркнул кот, приоткрыв один глаз.

— Значит, призраки от тоски, ну или горя получаются?