Кот под кринолином

В первые секунды я чуть не подавился от такой наглости, но глаза старика лучились таким теплом и опекой, что я невольно сглотнул уже слетающие с кончика языка оскорбительные слова. В один момент я резко почувствовал себя, как в детстве, маленьким и ничтожным котёнком, которому безумно хочется прижаться к кому-то взрослому, мудрому и родному, зарыться мордочкой в густой мех и не отпускать никогда. Но после смерти матери и попадания в бордель у меня было лишь махровое одеяльце, которое и впитывало в себя все мои детские переживания и слезы. Мягкое, купленное Маман специально для меня, чтобы моей кошачьей ипостаси, так плохо контролируемой на первых порах, было что «помять» лапками. За все время оно превратилось в подранную кое-где тряпку, но, даже подписывая контракт с гиеной, я забрал его с собой. Теперь его наверняка сожгут или отдадут проклятым псам, которые с удовольствием разорвут игрушку на кусочки, явно представляя на его месте мою тушку.

Задавив в себе невольные чувства, я, тихо, стараясь отстраниться от роисходящего, начал рассказывать старику о своей жизни, акцентируя свою историю на более светлых моментах. Несмотря на непонятное и несвойственное мне желание «выплакаться», я все же не хотел, чтобы меня жалели. Но с каждым моим словом дед всё больше хмурился. Под конец повествования из его глаз пропали те заботливые и задорные искорки. Что ж, похоже, еще один человек изволил во мне разочароваться.

— Ты, — начал он с тяжелым вздохом, — не сможешь жить в степи.

Да скажи уж честно, старик, ваше племя не потерпит рядом шлюху!

— И не подумай, — резко сказал он, будто прочитав мои мысли, — дело не в твоём прошлом. Вернее, не совсем в нём, — убедившись, что я его слушаю, он продолжил: — Степняки — все воины. Наши лица и глаза с детства побиты ветром, наши пальцы стерты о тетивы луков, наши кони привыкли неделями скакать, обходясь вместе с всадником лишь бурдюком воды да редкими родниками, — это он что, намекает, что они неделями не моются!?

Тсс, действительно, что ли, мысли читает, вон как ухмыльнулся.

— Тебе не место среди нас не из-за того, кем ты был, а из-за того, кто ты есть сейчас, — вот же философ на мою голову. — Ты-не охотник, не воин, даже не крестьянин. Несмотря на своё незавидное положение, ты постоянно жил, в худшем случае, словно самый младший сын небогатого дворянина, не обремененный ни финансовыми проблемами, ни уходом за домом или поместьем, ни вопросами налогов или торговли. Я не говорю, что ты не образован. Но ты никогда не нес ответственности даже за себя самого, даже за свою собственную жизнь…

Слова старика подрубали и так еле стоявшие опоры самомнения и заставляли задуматься.

— Скажи мне, жеребенок, — его черные глаза с пожелтевшим от старости белками, казалось, смотрели в душу, — получив прямо сейчас свободу, столь желанную тобой, куда бы ты пошел? — его иссохшие пальцы схватили злосчастный ошейник с подвеской и сжали с такой силой, что артефакт затрещал.

Я зажмурился, ожидая неминуемой боли, но ее не последовало. Украшение безжизненно лежало на ладони старика, будто и не было в нем никакой магии.

— Так что? Есть ли у тебя место, куда бы ты мог, а главное, хотел бы вернуться? — под столь пристальным взглядом я не смог бы соврать, даже если бы хотел. Но озвучить горькую правду не было сил, поэтому лишь с тяжелым вздохом опустил голову, да и степняку было вполне достаточно моего молчания. Неожиданно дед резко отстранился и пару раз фыркнул в кулак, как недовольная лошадь.

— Ты пахнешь хищником, — пояснил он.

— Конечно, я же кот, — пожал я плечами, чуть дезориентированный резкой сменой темы.

— Твой кот — такой же хищник, как мой конь водоплавающее, — всплеснул старик руками, — плавать-то, конечно, может, но медленно и недолго, — пробурчал он уже спокойней. — И знаешь, — степняк сощурил и так узкие глаза, — раз уж ты привык отдавать вожжи своей судьбы в чужие руки, то уж лучше эти вожжи подберу я, внук! Уж кому, как не мне, желать тебе счастья. — С этими словами дед вскочил на ноги и стремительно удалился за полог шатра. Мне же оставалось лишь недоуменно хлопать глазами в попытке осмыслить его последние фразы и мять в руке маленькую подвеску, которая тугим ошейником обвила мою шею.

* * *

Айриш:

Ривриен ушел, а его место в шатре занял вернувшийся котенок. Мое эйфорическое благодушие потихоньку размывалось, рассеивалось, как туман к полудню, и разные беспокойные мысли начали всплывать на поверхность сознания.

Нет, не о королевстве… тут мой король разберется, большой мальчик. А вот котенок… Странный он вернулся. И глаза прячет.

— Винс?

Котенок едва заметно вздрогнул, будто только заметив присутствие кого-то постороннего рядом, и нервно поправил воротник измятого и порванного в некоторых местах камзола. Его взгляд метнулся на меня, но как-то вскользь, понизу, чтобы глазами не встречаться. Потом он, еще немного неуклюже, встал на одно колено и постарался улыбнуться как можно искреннее:

— Я рад, что с вами всё в порядке, Ваше Величество.