Кот, который всегда со мной

Помню, как я необыкновенно воспрянул духом после нашей первой встречи. Сначала у нас состоялась лекция о смысле и философии, лежащей в основе холистического и натуропатического лечения животных. Затем перешли к конкретным случаям из его практики. Хозяева приводили к Марти больных раком животных — главным образом кошек и собак, — когда другие ветеринары утверждали, что настало время эвтаназии. В поразительном числе случаев Марти не только продлевал им жизнь, но и излечивал. Мы рассматривали фотографию за фотографией истерзанных болезнью, уже одной лапой в могиле животных, а затем сделанные через несколько лет снимки, где они казались довольными и, что важнее всего, — здоровыми.

Вечером за ужином Марти продолжал излагать свою точку зрения и объяснять, почему он считает ее не только верной, но очень важной. По его мнению, ветеринарией, как и системой здравоохранения людей, движет алчность, что приводит к поверхностным и неверным диагнозам. Он объяснял, какое значение для здоровья (как животных, так и людей) имеет диета и насколько ошибочно традиционное лечение, которое зачастую направлено на устранение симптомов, а не болезни. И как важно поддерживать здоровье четвероногого в состоянии ремиссии, прекратив бесплодные попытки излечить недуг. В его словах было чертовски много смысла. Что мне больше всего нравилось в Марти — он не совсем с головой ушел в альтернативную медицину. Был ее проповедником, поскольку страстно верил в то, что делает. Но в свое время окончил ветеринарный колледж Корнелльского университета и успел поработать консервативным, действующим строго по предписанным правилам врачом. Когда он открыл практику, то, по его словам, лишь на пять процентов пользовался методами холистической медицины, а на девяносто пять оставался верен обычной западной ветеринарии. Но за пятнадцать лет понял, что обычная ветеринария не способна помочь его пациентам, и изменил это соотношение в обратную сторону. Однако в отдельных случаях прописывал антибиотики и общепринятые лекарства и, если требовалось, не отказывался от оперативного вмешательства.

Я вышел от него убежденным, договорившись, что он напишет книгу для самого престижного издательства страны «Алфред А. Кнопф», — издательства, в котором я работаю.

Однако, как многие люди, теоретически уверовав во что-то, я не претворял убеждения в практическую жизнь.

До тех пор, пока примерно через месяц после первой инъекции в кабинете Турецкого Нортон не стал совершенно вялым. Из-за апатии по два-три дня ничего не ел, еле двигался. И я поступил так, как всегда поступал в подобных ситуациях, если дело касалось моего кота, — ударился в панику. Отнес к Турецкому, а тот, обнаружив, что кот похудел еще на полкило и уже потерял треть веса, прописал ему антибиотики. Прошла еще неделя, но улучшения не наступало. Я беспокоился все сильнее, без всякого врача понимая, что кот в плохом состоянии. Нортон не сходил со своего места и стал больше напоминать пушистый коврик, чем живое, дышащее существо.

И конечно, не кто иной, как Дженис, надоумила меня позвонить Марти Голдштейну.

— Он показался тебе таким разумным, — напомнила она. — Так почему бы не выслушать, что он скажет?

Поэтому я позвонил Марти, рассказал, какой Нортону был поставлен диагноз, какой он теперь вялый и сколько потерял веса. И ждал услышать в ответ: «Извините, ничего нельзя поделать. Вашему коту осталось жить не больше часа». Но вместо этого он сказал:

— О, никаких проблем. За день приведем все в порядок.

— Неужели? — опешил я.

— Не волнуйтесь. Пожалуйста, позвоните своему ветеринару и попросите прислать по факсу копию анализа крови. Дам вам кое-какие средства и травы для Нортона. Будете следовать инструкциям — они не сложные — и все придет в норму.

— Вы так считаете?

— Дадите состав и на следующий день позвоните, расскажете о своем впечатлении.

Так я и сделал: позвонил Турецкому и попросил выслать Марти факс с результатами анализа крови Нортона, что тот и сделал. И на следующий день получил набор лекарств — четыре или пять каких-то снадобий, плюс травы. И все это надо было давать Нортону при помощи пипетки.

Не очень я верил в результат, но делал все, что предписывали инструкции. На пузырьках были наклейки с напечатанными словами, которые тогда для меня ничего не значили: «почечное», «печеночное», «гландулярное». Я выполнял все, что от меня требовалось, и Нортон принимал лекарство с покорностью, с какой в последнюю неделю принимал все остальное.

Дженис свидетель — она не даст мне соврать, — когда я проснулся на следующее утро, Нортон громко мяукал на кухне, требуя еды. Я стал кормить его, как обычно, но прервался и с удивлением посмотрел на кота. Он не только проголодался — он ел с большим аппетитом. Проглотив все до последнего кусочка, он принялся бегать по гостиной нашего дома в Саг-Харборе, словно помолодел и стал котенком.

Маленьким котенком.

Маленьким, здоровым котенком.